Шергай поднялся – ноги дрожали. Он с трудом успокоился, вышел. Благая прохлада остудила лицо, едва открыл полог. В уши ворвался грохот туч, шум дождя. Прозрачные капли заплясали на лысине с венчиком седых волос.

Шаман высунулся из огромного шатра для раненых и юркнул к полководцу.

Маг прошел сквозь стену ливня, спотыкаясь на каждом шагу. Промокшие воины удивленно расступались перед старцем с невидящим взором и провожали его недоуменными взглядами.

Шергай отодвинул полог своего шатра. Серый, холодный мир сменился уютным теплом. По вялому маху ладони зажглось больше светильников. Колдун неспешно копался в волшебных предметах. Его и без того морщинистый лоб прорезали глубокие складки.

– Да, Повелитель, – бормотал он, – удивил так удивил. Теперь ясно, зачем ты так стремился сюда, хотя с обретенной силой мог покорить могущественные державы Востока и Юга.

Весь поход ради женщины! Шергай вспомнил, что подготовка началась еще давно, с похода в прокаленные пески, где, одолев песчаных колдунов, Повелитель добрался до Источника. Право слово, эта женщина, должно быть, красивее богини.

Шергай приготовился осудить подобное безрассудство: столько сынов степи легло, еще сколько ляжет. Но в груди шевельнулось странное чувство, пахнуло необъяснимой мощью, сердце сладко защемило.

В самом деле достойна уважения подобная страсть: десять лет прошло со дня разгрома ясагов, но Повелитель не забыл, все годы его сжигал неукротимый огонь. Сколько перенес и вынес…

А потом решил вторгнуться в земли былых союзников, разорить, а ведь именно воин из этой земли проклятущих лесов сразил вождя ясагов. И все ради женщины, которая неизвестно как себя поведет, когда Повелитель ее захватит.

Но ведь не ради золота сражаться, мелькнула яркая мысль. Вон, Али-Шер, сущий ублюдок, только о нем и мечтает, ничего вокруг не видит, любого порвет за желтый кусочек. А Повелитель…

Шергай почувствовал необычайный подъем, будто прикоснулся к чему-то светлому, чистому, высокому. И дело не в том, сколько еще людей поляжет, не в реках крови, что прольются, а в том, что Повелитель не стал искать замену, не прельстился обворожительными красавицами, коих повидал немало.

Старый маг не понял, почему такой глупый поступок его воодушевил, но доверился опыту прожитых лет: можно не понимать и считать глупостью, но если такая глупость человека облагораживает, надо уважать, ценить и следовать.

Ивашка раздул щеки, выдувая душу в надрывную мелодию, от стен отразился последний звук. Княгиня очнулась, палата осветилась бесподобной улыбкой. Пастушок смущенно покраснел и опустил глаза. Божественно прекрасная женщина сказала очаровательным голосом:

– Подойди ближе, юный умелец.

Ивашка неуклюже подошел к креслу с высокой спинкой, от улыбки княгини растаял, посмотрел несмело. Точеная ладошка пригладила льняные вихры. Ивашка блаженно сомлел, слух усладил серебристый смех.

Дверь скрипнула, послышались тяжелые шаги. Княгиня встретилась взглядом с супругом и светло улыбнулась. Хмурое лицо Яромира чуть посветлело, Ивашка удостоился благодарного взгляда. Пастушка обдало жаром, он засопел смущенно.

– Как хорошо, что Стрый спас мальчика, – пропела Умила чарующе. – Без его песен мне было бы скучно.

Яромир кивнул, жадно впитывая красоту безукоризненного лица. Княгиня заметила пристальный взгляд, полукружья бровей приподнялись. Тонкие пальчики схватили толстую косу, будто сплетенную из застывших потеков меда и нитей золота.

– Что с тобой? – спросила она насмешливо, но в глубине небесного цвета глаз мелькнула тревога.

Князь заметил, опечалился: его женщину ничто тревожить не должно. Сказал как можно беспечнее:

– Военные хлопоты. Князья жалуются, что не подают перепелов, вымоченных в вине, их ратники – на тесноту. В общем, мелкие трудности.

Умила улыбнулась лучезарно. Ивашка едва не упал на колени, в голове возникла горячая мысль: обязательно сочинить песню в ее честь. Яромир склонился над супругой, с трепетом вдохнул нежный аромат волос, чистой кожи.

За дверью забухало, затопотало. Согнувшись пополам, вошел Стрый, за широкой спиной мелькнул Вольга. Княгиня поморщилась: слишком от этих двоих веет звериным духом, по2том.

Вошедшие поклонились. Яромир без ревности отметил, что кланяются не ему, а ей. Так и должно быть, весь мир к ее ногам…

– Не серчай, княгиня, – пробасил Стрый. От его голоса затрепетало пламя светцов, – но Ивашке пора домой – пусть отдохнет, а с утра играет. И с князем надо поговорить.

Умила поморщилась, сердито тряхнула нитки бисера на груди, грациозно встала, разглаживая складки платья. Ивашка вложил ладошку в ладонь княгини, изящную, сотканную из солнечных лучей. Мужчины проводили их взглядом. В палате разом потемнело, потускнело, все стало отвратительно серым, а золотые светцы и украшения превратились в свинцовые.

Стрый буркнул вдогонку:

– Тебя во дворе Короед ждет. Смотри не застудись под дождем.

Вольга поморщился: слишком много заботы приблудному мальчишке, даром что неплохо играет на дудке. Волхв выглянул в коридор. Стражи посмотрели на седоголового кудесника хмуро, и он прикрыл дверь. Яромир опустился в кресло, спросил вяло:

– Ну?

Стрый буркнул насмешливо:

– Дела идут неплохо, княже, в войсках подъем, горожане песни поют. Ноне сделаем вылазку, пощиплем малость. Скоро война кончится.

Яромир кивнул, тщательно упрятал горечь: кончится, когда никого из степняков не останется. Вольга тоже не разделил бодрости могучана.

– Не хвались, Стрый. Ворог очень непростой. Слышал, что наши дурни заговорили после заключения перемирия для погребения павших?

Стрый помрачнел, отвел взгляд, без нужды одернул рубаху.

– Одобряют, – буркнул он мрачно.

Яромир через силу растянул губы:

– Ну, Стрый, какой ты стал вежливый, скоро языком владеть будешь лучше, чем мечом.

Воевода засопел, за спиной князя погасли светцы, в палате чуть потемнело. Вольга хохотнул:

– Скажи прямо – восхищаются. Мол, великая честь сражаться с таким героем, словно явившимся из древних времен, конечно же, самых лучших и благородных. Только и говорят, как он без брони в одиночку ров преодолел.

Кулак князя впечатался в подлокотник, дерево жалобно хрустнуло.

– Бахвалится, перья пушит! Знаю, перед кем токуешь! – прошипел Яромир люто. Лицо его побурело, лоб испещрили складки, в глазах полыхало бешенство.

Волхв переглянулся с воеводой, осторожно кашлянул:

– Ты о чем, княже?

Яромир спохватился, его лицо разгладилось. На любопытные взгляды ответил хищным оскалом. Стрый прогудел неодобрительно:

– Темнишь, княже.

Яромир отмолчался. Тишину палаты разбавляла неясная дробь дождя по крыше, да гулкое дыхание Стрыя гуляло под потолком. Князь шевельнулся со смущением на лице и сказал хриплым от неловкости голосом:

– Ладно, главное – город отстоять. Вольга?

– Укрепил так, что муха не пролезет. Вовремя тебе неведомый друг подал весточку: и стены подлатали, и большую рать собрали.

Стрый хохотнул. Волхв ответил неприязненным взглядом, пристукнул посохом. Могучан не стал советовать кудеснику заделаться певцом. Добавил гулко:

– Эт верно, сейчас даже в поле можем потягаться со степняками на равных. Жаль, Люта нет, вернется, как в глаза смотреть будем? Получается, послали зря.

Вольга заметил осторожно:

– Как знать, расслабляться тоже не стоит.

Стрый кивнул, шлепнул волхва по старческому плечу, но волхв не шелохнулся, лишь кустистые брови подпрыгнули к тесьме.

– Что творишь?

– Гором просил передать, – ответил воевода невинно.

Вольга стукнул посохом. Князь досадливо поморщился при треске половиц, глянул укоризненно:

– Ладно, ступайте. Стрый, посиди с князьями на пиру – жалуются, что брезгуешь. Но ты для дела уж потерпи.

– Добро, – ответил воевода чуточку недовольно. – Собирался на стену к Ратьгою, но ладно…

Коротко поклонились. Князь посмотрел вслед и поморщился излишне громкому стуку двери. Половицы скрипнули под сапогами, запор нехотя выполз из петель, ставни радостно распахнулись, глаза ослепила вспышка молнии. В лицо ударило прохладой. В свинцовых тучах грозно ворчало. Ливень клокотал, как кипящая вода в котелке.