— Я вызываю вас, месье! Здесь и сейчас, если вы не трус и истинный дворянин.

— Да что б тебя, — Федотов, ты где? Тут твоего сюзерена убить пытаются. Мысленно я призвал свою охрану, которой похоже больше повезло, и девушки им достались без озверелых Жанов в нагрузку. Но нужно было что-то делать, и бежать — не вариант, он меня просто в спину ткнет, с него станется.

Сняв перевязь со шпагой, я вынул её из ножен, и отбросил перевязь, чтобы не мешала.

— Ан гард, — он атаковал как-то сразу, просто бросившись в атаку, как бык на арене корриды. Я отпрыгнул в сторону и контратаковал. И вот здесь выяснились весьма интересные подробности. Фехтовать Жан не умел, пользовался шпагой, как смесью дубины с вертелом. Зато силища у нем была богатырская. Меня учил один из лучших фехтовальщиков Европы. И, хоть я и был не самым лучшим учеником, но худшим меня тоже назвать было сложно. Несмотря на его силу, я планомерно загонял его к гроту.

— А ну парень, брось железку, — ну, наконец-то, я вовсе не хотел его убивать, а ведь дело шло именно к этому. Жан посмотрел на направленный на него ствол пистолета сплюнул и сунул шпагу в ножны. — Как вы, ваше... — Федотов на секунду замялся, а потом вышел из положения. — ваше высочество?

— Нормально, — я нашел перевязь, уже надел ее и теперь засовывал в ножны шпагу. После этого подошел к смотрящей на нас с ужасом Сузанне. — Мой вам совет, бросайте его. Ничего хорошего из ваших отношений не получится.

После этого пошел вокруг грота, матеря про себя и Федотова, который так поздно появился, и Жанну, которая неизвестно где меня ждет, и эту Сузанну, которая так похожа на Марию.

— Браво, ваше величество, вы прекрасно фехтуете. Не одно сердечко екает, видя, как вы двигаетесь, составляя единое целое со смертоносной сталью. — Идти далеко не пришлось. Все-таки Жанна выбрала самое примечательное место парка. Она не виновата, что кто-то пришел сюда раньше. На ней был точно такой же плащ, что и на Сузанне, не удивительно, что кавалеры постоянно путают своих дам.

— Спокойно, мадам, вы стремились стать фавориткой его величества Людовика, а не моей, — я поцеловал ей руку, и тут же отпустил ее.

— Странно, но, когда вы говорите гадости, то становитесь еще соблазнительней, — она улыбнулась. — Но, к делу. У меня чрезвычайно мало времени. Мария Жозефина Саксонская уже не рассматривается в качестве невесты дофина. Думаю, это будет одна из девочек австриячки. Говорят, они очаровательны.

— Ага, еще бы кто-нибудь им мозгов матери отсыпал, хоть чуть-чуть, — пробормотал я, снова целуя руку мадам де Помпадур. Вслух же произнес. — Я ваш должник, мадам.

— Вы обещали мне полный наряд русской дамы, — она улыбнулась и, набросив капюшон, растворилась в темноте. А через несколько минут наш небольшой отряд уже направлялся в сторону выезда из Парижа.

Глава 4

Ушаков сидел в своем кабинете и старательно рисовал схему на развернутом перед ним листе. Схема никак не складывалась, постоянно прерывалась в самых неожиданных местах, а то и вовсе стопорилось на одном единственном имени.

— Ничего не понимаю, — он, наконец, сдался и бросил подаренное Петром Федоровичем перо на стол. — Я ничего не понимаю. Если с Бестужевым все ясно и понятно, и количество причастных будет измеряться только тем, с какой силой они будут указывать друг на друга. Так оно всегда бывало, когда дело до допросов доходило. Даже, когда просто, без пристрастия по душам беседовать заходил. Словно ему, Ушакову Андрею Ивановичу, только это и нужно было услышать от арестантов. А ведь, он, может быть, действительно расчувствовался и поговорить зашел. Потому что горько было ему видеть, как кто-то, знакомый до самой макушки, вроде того же Голицына, который в такую компанию попал. Вот кто его тянул к Бестужеву под крыло? Неужто так хотелось все, что еще осталось русского погубить, да заменить на иноземное? Так ведь и не лишал его того, к чему он привык. Вон, разве тот же Воронцов что-то плохое предлагает? Так нет же, презрительное «земельник» как приклеилось к Михаилу Илларионовичу. Ну ничего, Петр Федорович приедет и рассудит, кому куда: кому реформами заниматься, а кому в Сибирь, её родимую тоже поднимать кому-то надобно.

Так что с Бестужевым и его партией было все понятно, и к каждому его члену уже приставлен был человек, который аккуратно все записывал и напрямую ему самому передавал. Потому что заговорщиков Андрей Иванович никому пока доверить не мог, сам каждым занимался лично.

А вот второе дело было какое-то тухлое. И хоть и говорили о нем разве что ни на каждой кухне, а кончик этой ниточки Ушаков никак ухватить не мог, все эти разговоры словно из ниоткуда сами собой образовались.

В кабинет заглянул адъютант. Он словно всегда чувствовал, когда нужен своему шефу.

— Олег, Ломова мне найди, — попросил Ушаков.

— Это не представляется возможным, Андрей Иванович, — Олег Егоров, сын мелкопоместного дворянина, который в жизни не думал, что может взлететь так высоко, и потому держался за свою службу зубами, готовый выполнить любой каприз сурового начальства. А ведь так получилось, что он просто однажды попался на глаза Ушакову, который был сильно раздражен, после очередной встречи с вице-канцлером. Так сильно он злился, что уронил трость, которую Олег ему подал. Ушаков долго смотрел на него, а затем кивнул, и приказал идти за собой. Но, Егоров покачал головой, отказываясь. Его в этот день поставили в охрану дворца, и он не мог покинуть свой пост, как бы ему не хотелось. Ушаков тогда хмыкнул, а на следующий день командир протянул ему бумаги о переводе из гвардии в личные адъютанты всесильного начальника Тайной канцелярии.

— Это еще почему? — Ушаков нахмурился. Этот мальчишка всегда слишком много себе позволял, но сейчас просто выпрягся. Андрей Иванович сам не знал за каким лешим возится с Турком. Его никто не обязывал, а Турка к нему никто не посылал. Просто так получилось, что в тот день, когда Турок помогал налаживать игорный дом, показывая приемы шулерства, и как оные распознать, они словно нашли друг друга. А еще Ушаков знал, что Турок был одним из очень немногих людей, которым Петр Федорович абсолютно доверял.

— Ломов заявил, что выполняет секретное поручение его величества, поэтому очень сильно сожалеет, но никак не может виться к вам, Андрей Иванович, — отрапортовал Егоров.

— Но он хотя бы здесь в Петербурге? — уточнил Ушаков.

— Уже здесь, до этого был в отъезде, — кивнул адъютант.

— Ладно, пускай ему станет стыдно за то, что заставляет пожилого человека за собой бегать, — проворчал Ушаков.

— Здесь Оленьев, Андрей Иванович, спрашивает, сможете ли вы его принять, — объявил Олег.

— Что же ты молчал? — Ушаков даже приподнялся в кресле. — Зови.

Оленьев выглядел как всегда безупречно. Если в самом начале в этот образ вкладывалась Тайная канцелярия, то сейчас Ушаков старался не спрашивать, откуда у молодого франта столько денег для поддержания выбранного ему образа.

— Вчера в знак скорби о почившей Елизавете Петровне княгиня Волконская приказала организовать охоту на медведя, — молодой человек прямо смотрел на Ушакова, который отвечал ему столь же прямым взглядом.

— В знак скорби? — Андрей Иванович приподнял бровь.

— Елизавета Петровна обожала подобные развлечения. И да, все одежды охотников были траурными, а на ружьях и ошейниках собак были привязаны траурные ленты, — Ушаков с трудом удержался, чтобы не закатить глаза. Скорее бы уже Петр Федорович вернулся, а то эти бездельники скоро до чего-нибудь еще столь же скорбного додумаются.

— Продолжай, — Ушаков заметил, что молодой человек колеблется.

— Лорд Кармайкл выразил желание попытаться взять бурого на рогатину, — Оленьев принялся рассматривать свои ногти.

— Сам выразил такое желание? Никто его к этому не подталкивал? — насмешливо задал вопрос Ушаков.

— Что вы, Андрей Иванович, как можно. Как можно было кому-то вслух в присутствии княгини усомниться в мужественности лорда, и в его умении охотиться как подобает настоящему мужчине.