— А где сейчас Тор Нидрасский?

— Говорят, заперся в Хаарском замке, а я не рискнул его потревожить. Наши отношения испортились в последнее время.

Лаудсвильский понимающе кивнул:

— Пожалуй, мы поторопились с Ульфом. Был бы он жив, вряд ли Чубу так легко достался бы Ожский замок.

— Не все можно просчитать наперед, — Бьерн не любил признавать свои ошибки.

— Если нам удастся устранить Чуба, кто станет во главе меченых?

— Скорее всего, Лось. Он, конечно, тоже не подарок, большой глупостью было выпускать его живым из рук.

— Генерал Унглинский любит дешевые эффекты, — позволил себе покритиковать начальство Рекин. — Лося следовало прикончить сразу, но генерал охотился на более крупную дичь.

— Нидрасские земли — лакомый кусок.

Собеседники обменялись понимающими взглядами, но ни тот, ни другой не осуждали Унглинского — своя рубашка ближе к телу.

— С кем теперь пойдет Тор Нидрасский — с мечеными или против них?

— Скорее всего, попытается примирить часть владетелей с Чубом. И, боюсь, желающих будет немало.

— Следует вывести Тора из игры.

— Вряд ли у нас будет время для столь сложной работы, — покачал головой Брандомский, — меченые всегда славились стремительностью… Возможно, Чуб ударит уже сегодня ночью.

— И все-таки попытаться стоит. У меня есть для него хорошая приманка — Ожская ведьма.

Лаудсвильский с тревогой ожидал, какое впечатление произведут его слова на хитроумного Бьерна. Брандомский, однако, с ответом не спешил, внимательно изучая собеседника, словно видел его в первый раз.

— Ты отчаянный человек, Рекин, — сказал, наконец, Бьерн с усмешкой, — но я тебе не завидую. Меченые жестоко расправляются с теми, кто посягает на их женщин.

— Я не насильник, — обиделся Лаудсвильский.

— Дела торговые? — поднял бровь Бьерн. — Или ты решил отправить ее в Бург?

— Все зависит от конкретных обстоятельств, — слегка смутился Лаудсвильский. — По моим сведениям, она поддерживает тесную связь с духами.

— Это от нее ты узнал о наших с ярлом золотых делах?

— Нет, — честно признался Рекин. — Эта женщина — ведьма, Бьерн. Я только попытался взглянуть ей в глаза, как моя голова едва не лопнула от боли.

— Нечто подобное я слышал о молчунах, — задумчиво произнес Бьерн. — А про ее отца говорили, что он колдун. Сдается мне, Гоонский напрасно его повесил, он многое мог бы нам рассказать. Ты ничего не слышал о Храме, благородный Рекин?

Лицо Лаудсвильского осталось непроницаемым:

— Не понимаю, о чем ты говоришь, благородный Бьерн.

— Тем хуже, — криво усмехнулся Брандомский. — А золотом духов я готов с тобой поделиться, Рекин. Думаю, и ярл Эйнар возражать не будет. Зато наверняка возразит Чуб, и, пока он сидит в Ожском замке, золото будет уплывать к нему. Что же касается Ожской ведьмы, то либо верни ее Тору, либо убей его, иначе он непременно убьет тебя.

Лаудсвильский помрачнел, но возражать Бьерну не стал: возможно, он действительно крупно промахнулся с этой женщиной. Возвращать ее владетелю Нидрасскому он не собирался, хотя очень хорошо понимал степень риска. Однако Рекин был человеком не робкого десятка, к тому же в нем еще теплилась надежда, что в ордене оценят заслуги собрата, не щадящего живота своего для достижения благой цели. Ибо не женщину он собирался отправить в Бург, а клад.

Глава 3

ЗАМОК ИНГУАЛЬД

Кристин гневно разглядывала мальчишку, присланного в замок мечеными. С их стороны было величайшей наглостью после всего того, что произошло в Бурге, обращаться к ней за помощью. Крис слегка поеживался от нелюбезного приема благородной дамы, но старался держаться с достоинством, как и подобает настоящему послу. Мальчишка хоть пообтерся слегка по владетельским домам и замкам, но к роскоши все еще относился с трепетом. А покои благородной Кристин даже очень искушенного человека могли удивить блеском отделки и яркостью тканей. Благородный Фрэй не поскупился, дабы угодить своей любимой жене, которая, к слову сказать, принадлежала к одному из богатейших остлэндских родов и принесла мужу немалое приданое, которого хватило бы на перестройку всего замка Ингуальд сверху донизу.

— Что нужно от меня меченому?

— Рекин Лаудсвильский захватил девушку и прячет ее в твоем замке. Ара надеется, что ты нам поможешь.

Кристин задохнулась от возмущения. Со стороны меченого было просто свинством вмешивать ее в свои грязные интрижки с деревенскими девками. Вот уж воистину: горбатого исправит могила, а меченый так и останется до конца своей жизни насильником, наглецом и бабником. Крис понял свою ошибку и поспешил исправиться:

— Это девушка владетеля Тора.

— У твоего владетеля в каждой деревне по девушке, — отрезала Кристин, — и он, судя по всему, весьма бесцеремонно с ними обращается. Еще большой вопрос: похитил ли Лаудсвильский девушку, или она сама сбежала от твоего владетеля.

Кристин была оскорблена за свою подругу, королеву Ингрид, которую этот мерзавец Нидрасский похитил, а потом бессовестно бросил посреди дороги, в глухом лесу. Неизвестно, что было бы с несчастной женщиной, если бы не владетель Хаслумский, случайно оказавшийся в тех местах со своими людьми. Несчастная Ингрид! Подобного позора нордлэндский королевский дом еще не знал. Не случайно король Рагнвальд в неистовой ярости приказал поймать владетеля Нидрасского и с живого снять кожу. Об этой неприятной истории в Бурге ходили разные слухи, в том числе и весьма нелестные для королевы Ингрид, но Кристин отважно вставала на сторону своей подруги, тем более что и сама во всей этой истории была не без греха. Попался бы ей сейчас Тор Нидрасский, она с удовольствием привела бы в исполнение угрозы короля Рагнвальда. Аре тоже не поздоровилось бы, хотя во всей этой истории его вина несравненно меньше. Но что толку изливать свой гнев на голову бестолкового мальчишки. Если бы Ара был здесь, то разговор бы носил, конечно, более предметный характер. Пожалуй, стоит с ним встретиться хотя бы для того, чтобы высказать все накипевшее на душе. Лишь бы Фрэй ничего не узнал. Как все-таки подозрительны и ревнивы бывают эти стареющие мужья!

Владетель Ингуальдский был неприятно удивлен по возвращении из Бурга, что в его замке расположился довольно значительный отряд серого ордена. Это свое недовольство он со свойственной ему прямотой высказал Рекину прямо в лицо за обеденным столом, рискуя испортить аппетит, который, к слову, и без того был испорчен захандрившей Кристин.

Рекин, уплетавший за обе щеки вареную свинину, сочувственно покачал головой:

— Я понимаю твое недовольство, благородный Фрэй, но за время твоего отсутствия обстоятельства резко изменились — меченые захватили Ожский замок.

Рука Ингуальдского так и застыла в воздухе, не донеся серебряного кубка до открытого рта.

— Уж коли Чуб не посчитался с Тором Нидрасским, то нет никакой уверенности, что он станет брать в расчет Фрэя Ингуальдского. Меченые — опасные соседи. А если мне не изменяет память, то ты, благородный друг, был не последним среди участников известных событий. С тех пор прошло более двадцати лет, но вряд ли они изгладились из памяти капитана меченых.

Фрэй угрюмо молчал. Его доверие к Лаудсвильскому сильно пошатнулось, да и к серому ордену он относился с подозрением. Однако если Чуб действительно начнет мстить, то у Фрэя будет мало шансов на его снисхождение. Пожалуй, истинные христиане в такой ситуации не слишком плохая защита.

— Чуб решился на войну, — убеждал хозяина Лаудсвильский, — твой замок — первое препятствие на его пути, и нет никаких шансов, что он его минует. Мы устоим, если объединим усилия. Владетель Брандомский уже заявил о своей полной солидарности с нами, с минуты на минуту мы ждем вестей от ярла Гоонского. В такой ответственный момент следует забыть все старые обиды и разногласия.

Фрэй от души пожалел, что не задержался в Бурге еще на месяц. А причиной всему была скандальная история с королевой Ингрид, в которую каким-то боком оказалась замешана его жена. Король Рагнвальд, с прискорбием следует это признать, повел себя неблагородно и начал ворошить то, что умные мужья предпочитают в упор не видеть. Ему показалось, что это дело политическое. Вот ведь идиот, прости Господи! Он, оказывается, свято верит в непорочность своей жены! За такую доверчивость буржские острословы тут же окрестили короля благородным ожским оленем. После чего Его Величество не нашел ничего лучше, как обвинить Кристин Ингуальдскую в сводничестве и пожелать ее мужу, благородному Фрэю, доброго пути.