Третий пакет был как раз от Ласси. Он заперся в Берлине, под защитой весьма важных заложников, и докладывал, что казаки и башкиры потихоньку кошмарят армию Фридриха на марше, да и на привалах тоже. А ещё Ласси признался, что потратил часть доставшейся нам прусской казны на то, чтобы нанять швейцарцев. То есть, там не только швейцарцы, конечно, но суть от этого не меняется. Собственно, на этом донесение и заканчивалось. Вскользь было упомянуто, что швейцарцы уже провели первые бои с армией Ганновера, которая дошла до Пруссии почему-то быстрее, чем сам прусский король, который, похоже, где-то потерялся по дороге.

— Вот поэтому мне и нужна качественна связь, а то моя врала, а твоя не разобрала получается. Кто-то говорит, что Ласси уже вступил в бой, а сам Ласси утверждает, что у него пока всё тихо. — Я встал и потянулся. Этим ничего писать не надо. Хотя, нет, надо. Похвалить за работу. Снова сев за стол я быстро набросал слова благодарности за службу и пожелание продолжать в том же духе. Вот теперь, кажется, всё.

Подойдя к окну, посмотрел на улицу. Погода отличная, погулять что ли? Всё равно скоро уезжаем, поэтому неотложные дела уже сделаны, а другие слегка заморожены, так что у меня совершенно неожиданно появилось свободное время, которое можно провести с семьей.

— Ваше величество, — в кабинет заглянул Бехтеев. — Прибыл Захар Чернышев и просит принять его.

— А он-то тут какого лешего забыл? — я невольно нахмурился. — В Польше вроде какие-то нездоровые шевеления начались, а он домой вернулся, да ещё и без приказа.

— Так, может быть, он сумеет объяснить, если вы его примете, ваше величество, — Бехтеев быстро подошёл к столу и собрал письма с уже высохшими чернилами, чтобы отправить их адресатам.

— Хорошо, зови, послушаем, что он нам скажет. — Я вернулся за стол. Только устроился поудобнее, как зашел Чернышев.

— Ваше величество, — он поклонился.

— Здравствуй, Захар Григорьевич. А теперь объясняй, что ты тут делаешь, когда должен находиться в Варшаве подле королевы Софии. — Вопрос я задал довольно резко, но граф почти никак не отреагировал на резкость тона.

— Дело в том, что я и нахожусь подле её величества, потому что она сейчас находится в Воронцово. Вместе с сыном. — Ответил Чернышев, а я почти минуту переваривал новость.

— О, как. — наконец, удалось выдавить мне из себя. — И как же так произошло? Только не говори мне, что ты так очаровал Софию, что она решила бросить ради тебя своего венценосного мужа и сбежала.

— Нет ваше величество, разумеется, нет. Но, можно сказать, что её величество всё-таки сбежала со мной, что верно, то верно. — Он задумался и продолжил. — Так уж поучилось, что я узнал о готовящемся покушении на её мужа, Станислова Понятовского, и принял решение попытаться спасти августейшую семью. Но я опоздал, и мне удалось спасти только её величество и его высочество.

— Ты что же хочешь сказать, что Понятовский не пережил покушения?

— Да, вероятно, это так. То есть, я не видел его тела, но, судя по всему, это именно так. — Подтвердил Чернышев.

Я молча смотрел на него. Долго смотрел. Так долго, что высоченный Чернышев начал заметно нервничать.

— Что происходит в Польше? — наконец, тихо спросил я.

— Я не знаю. Это даже не бунт, — ответил Чернышов. — Просто такое ощущение, что все магнаты разом сошли с ума и решили, что чем их меньше, тем лучше, а победитель в итоге получит всё.

— И что послужило причиной столь странного желания? — я продолжал в упор смотреть на графа.

— Не знаю, никто не знает. Вот, Андрей Ломов просил передать вашему величеству, — и Чернышев достал из-за пазухи объемный пакет. Бехтеев сделал быстрый шаг вперед и перехватил этот пакет, смерив меня укоризненным взглядом, потому что я едва через стол не перевалился, пытаясь схватить то, что может мне хоть что-то прояснить.

Проведя стандартную проверку, секретарь отдал мне донесение Турка, в которое я вцепился, как клещ, пытаясь отыскать рациональное зерно в происходящем.

Турок не писал ничего конкретного. Ему удалось лишь узнать, что на последнем сейме, все магнаты и воеводы переругались в хлам. Решался всё то же вопрос о престолонаследии. Никто не мог продвинуть свою идею, потому что другие блокировали их на подлёте. А так как право вето было у каждого члена сейма, то в итоге полемика едва не переросла в мордобитие. В общем, собрались все впустую, и разъехались крайне недовольные друг другом. Да тут еще и Понятовский подлил масла в огонь, заявив, что все сейчас наглядно видят, что их сейм устарел и надо пересматривать регламент. Например, чтобы решение принимались большинством голосов, и чтобы право вето было не у всех и каждого, а, к примеру, у воеводств. Что там началось при этом, словами не описать, вот Турок, например, не смог. Дальше началась серая зона, где Андрей даже не пытался что-то предполагать. Просто однажды Мальборкское воеводство собрало ополчение и двинуло на Плоцкое воеводство. Причины? А хрен его знает. Наверное, какие-то были. И началась веселуха и вакханалия. Как следствие погиб Понятовский. И теперь в Речи Посполитой правит анархия, к которой на удивление не присоединилось княжество Литовское. Поставило войско на границе и с тревогой посматривает на потерявших берега соседей.

Я встал и подошёл к окну. Похоже, что англичане, которые что-то начали мутить в Польше слегка перестарались. Ну, бывает, еще не слишком опытные они в этом деле, еще только руку набивают. Меня, кстати, посол английский несколько раз пытался посетить, настаивая на аудиенции. Но я пока его лесом отсылал. Жена с дочкой у меня болеют, не до послов мне, что в этом непонятного? Пока Ушаков мне полный расклад не даст, я его не приму, чтобы дров не ломать. Но, вернемся к Польше. Что будем делать?

— Вы отправите в Варшаву войска, ваше величество? — Чернышев тоже этим вопросом мучится.

— Нет, — у меня мало данных, и там, где-то за границей Польши, войска пытаются сломать амбиции Фридриха, который, если всё пойдёт как надо, никогда не будет называться Великим. И сейчас Речь Посполитая слегка занята и уже не ударит моим ребятам в спину.

— Но, почему?

Я повернулся к Чернышеву и решил немного прояснить свою позицию.

— Потому что я не миротворец. Хватит с меня Голландии. На всех бунтующих Российской империи явно не хватит. Хотят паны развлекаться таким сомнительным способом, кто я такой, чтобы им мешать? Вот, если они приедут и попросят, тогда я ещё подумаю. А пока, — я повернулся к Бехтееву. — Фёдор Дмитриевич, готовь указ об усилении границ с Речью Посполитой. А то любит шляхта под шумок на чужую территорию залезть, чтобы пограбить, голодранцы чертовы. И поторопи сборы. Нам нужно как можно скорее вернуться в Петербург.

— А её величество? — тихо спросил Чернышев.

— А её величество, я надеюсь, примет наше приглашение и погостит у нас в Петербурге вместе с юным сыном. Ну, а ты будешь её сопровождать в нашем поезде, коль скоро взял под свою опеку.

— Я передам её величеству ваше приглашение, — Чернышев поклонился и направился к выходу.

— Захар Григорьевич, — он остановился и обернулся. — Ты всё правильно сделал. В экстремальных условиях выбрал наилучшее решение из всех. Хотя хороших там не было. Благодарю за службу.

На этот раз Чернышев уходил уже не такой напряженный. Бехтеев одобрительно кивнул и пошёл выполнять мои поручения. Я же снова подошёл у окну. Мне уже даже самому становится интересно, во что всё это выльется.

Глава 4

— Ваше величество, граф Бернсторф погиб на дуэли за день до запланированного отъезда на родину. — Перед Луизой Ульрикой склонился граф Майденг, её доверенное лицо, которому было поручено отслеживать датский вопрос.

— Вот как, — Луиза поднялась с диванчика, на котором полулежала, читая письма и подошла к окну. В стекле отразилась не слишком высокая, изящная красавица, чью талию можно было, наверное, обхватить пальцами. — Я хочу, чтобы вы поздравили Мольтке с вступлением в должность обер-гофмаршала. Передавайте ему от меня самые наилучшие пожелания.