– А ты здесь остаешься или пойдешь со мной?

Не шибко бы удивился дерзкому ответу: мол, всю дорогу помыкал, а теперь чего хочешь? Но бедовик смотрел на Люта с безграничным разочарованием. Мелькнуло удивление, будто вместо прекрасного существа увидел гнойный труп. Нежелан резко повернулся и зашагал по хрустящей гравием дорожке поперед Буслая.

Лют не посмотрел вслед соратнику, перед глазами находился прекрасный лик, от нежного существа веяло теплом, холодная дыра в груди заросла, сердце билось часто, радостно. Прошептал ласковые слова: слишком грубые для такой божественной женщины. Лют давился стыдом, но говорил, ведь молчать еще хуже.

Буслая с бедовиком проводила угрюмая темная вила. Смотрела зорко, словно на ловких воров, норовящих спереть хозяйское добро. Гридень ответил неприязненным взором. Лохматая баба устрашающе расправила кожистые крылья, злобно зашипела.

Кони в хрустальных стойлах торопливо сожрали отборное зерно, с кулак величиной, угадывая дальний путь, ослик уныло вздохнул.

– Этого тоже забирайте, – прошипела темная вила, указывая на коня Люта.

– А как же?.. – заикнулся было Нежелан.

– Забирайте! – Вила топнула копытом.

Буслай вздохнул: проклятые бабы! В груди болезненно сжалось, как ни гнал страшную мысль, но с горечью понял: Люта больше не увидит.

Лют застыл, потрясенный величественным зрелищем: в полупрозрачной пелене, окрашенной золотом, застыл дивный город, вырезанный в теле горы. Порядком разрушенный, но мощь, красота зданий восторгала. Витязь оглядывал заросшую тропу, что упиралась в разрушенные ворота: массивные, невообразимо громадные. Время бессильно отступило от искусной ковки, правда, с такого расстояния узор не разглядишь.

Жадно впитывал вид величественных руин жилых зданий, башен, что даже разрушенные – выше княжьего терема. Вид остатков дворца – сердца древнего города – до крайности восхитил. Лют задышал бурно, перед глазами расплылась пелена, подозрительно горячая и мокрая.

Сзади негромко рассмеялись: голос мелодичный, нежный. Лют счастливо улыбнулся, заключил в объятия нежное существо, запах черной копны волос вскружил голову. Жадно, но вместе с тем бережно прильнул к сочным полным губам, блаженно застыл, в груди разлился сладостный жар.

– Где ты была? – спросил он жалобно. – Я чуть не умер, почему ты так жестока?

Чаруня отмахнулась, прощебетала волшебным голоском:

– Ах, хватит хныкать. Меня не было меньше половины дня.

Лют схватил тонкие пальчики, страстно поцеловал, сказал с жаром:

– Что ты говоришь? Каждый миг без тебя длится долгие годы, разве не видишь, я поседел, наверно.

Вила со смехом взъерошила льняные вихры. Витязь обомлел от сладкой дрожи, коснулся грубыми губами тонкой кожи ладошки, такой изящной, с безукоризненными линиями, аккуратными пальчиками со здоровым перламутром ногтей, что так и тянет целовать и целовать.

Вспомнился обычай родной и соседних земель: жена, справедливо требуя у мужа доказательств любви, просит ее побить. И чем сильнее побои, тем сильнее чувство. Хороший обычай, правильный, но Лют понял, что попроси Чаруня сделать подобное, то лучше отрубит руки или бросится в пропасть, чем дозволит причинить любимой боль.

Чаруня улыбнулась обворожительно. От мелодичного смеха Лют воспарил к небесам.

– О чем ты думаешь?

– О тебе, о самой прекрасной женщине в трех мирах, – ответил Лют горячо. Обернулся к руинам города. – Как я ненавижу себя за слабость, я просто не достоин тебя, самой лучшей, великолепной, божественной. Имей я больше сил, то восстановил бы этот чудесный город для тебя, единственной, чтобы он радовал тебя, чтоб на твоих губах играла изумительная улыбка.

Чаруня склонила голову, полные губы слегка изогнулись, но и этого хватило, чтобы сердце Люта застучало чаще, а кровь превратилась в жидкий огонь.

– Мне и мой хрустальный дворец нравится, – сказала вила со смешком.

– Но ты достойна лучшего! – возразил Лют с нежностью. – Правда, не знаю, как лучше, но ничто на земле и на небе не достойно тебя. Твоя красота освещает этот гадкий неуютный мир, полный грязи, несправедливости, который преображается, едва лучи твоей красоты его коснутся.

– И ты не достоин меня? – спросила вила проказливо.

Лют часто закивал, расширенными глазами пожирая прелестницу. Лукавства в дивных глазах витязь не заметил.

– Конечно, не достоин! Я дрожу, как лист, когда ты меня покидаешь, кажется, что ты не вернешься. Одна мысль убивает меня. Я как цветок – не смогу жить без солнца, а мое солнце – ты!

Чаруня вгляделась испытующе в глаза витязя, прочитала свободно мысли, чувства, потупилась смущенно.

– Тебе правда понравился город? – спросила она невпопад.

Но Люту – лишь бы слышать божественную музыку ее голоса, а что говорит, не так уж и важно.

– Да, – сказал он, на миг посмотрев на руины, и вновь жадно уставился на бесподобное лицо, впитывая каждую черточку божественной внешности. – Кто построил такое диво, боги?

Она со смехом покачала головой. Лют замер: водопад шелковистых волос красиво струился, кончики радужно светились, невольно притронулся к волосам, пригладил в благоговейном восторге.

– Нет, мой герой, его построили люди, – сказала Чаруня, чуть смущенная бурей чувств, отраженной на лице витязя. – Никто не помнит, кто построил Усуд, а разрушил после многолетней осады тцар Яндалус Завоеватель.

– Я восстановлю его ради тебя! – сказал Лют горячо.

Она лукаво улыбнулась, закусила губку кромкой белоснежных зубов, в чудесных глазах поблескивали смешинки.

– Непременно восстановишь, мой герой, но для начала я тебя накормлю.

Лют смущенно отмахнулся:

– Моя пища – твой смех, улыбка, голос.

– Но все же я тебя покормлю, – возразила она, польщенная. – Женщина должна уметь накормить мужчину, а разве я не женщина?

– Еще какая! – согласился Лют поспешно.

Глава восемнадцатая

Лют поднатужился, руки вздулись канатами мышц – замшелый камень тяжко упал на кладку. Ладонью смахнул со лба крупные капли, тяжело дыша, присел, в спину уперлась недостроенная каменная стена. Солнце покраснело, как спелое яблочко, в небе кипела розовая пена облаков с золотистым отливом, горы зарумянились, как стыдливые девицы.

Мышцы сладко ныли. Витязь довольно вспоминал, сколько сделал за день, прикидывал, что назавтра. Чаруня отнеслась к стремлению восстановить Усуд со смешком: затея пустая, город строили не один десяток лет, одному человеку восстановить не под силу. Лют упрямо склонил голову, ответил: для любимой луну достанет, не только поставит обратно камни. Вила улыбнулась польщенно и улетела по делам. Воин посмотрел с щемящим сердцем и с жаром кинулся за работу.

После чистого, ухоженного сада в хрустальном тереме Усуд показался двором, поросшим бурьяном. Лют сперва покривился, но затем полыхнуло радостное: это ж сколько работы во славу несравненной женщины, и все его руками!

Ладонь захолодило горлышко кувшина с молоком. Лют жадно отпил, с губ сорвались капли, поползли по обнаженной груди. Витязь довольно выдохнул, оглядел разрушенные дома хозяйским взором. Один, не самый разрушенный, сегодня восстановил, начал заново складывать стену второго. Конечно, камни поросли мхом, внутри комнат жесткая трава, но это мелочи, обустроится потом.

Занятый делом, даже меньше думал о прекрасной виле: удивительно! Вот и сейчас, прихлебывая молоко, смотрел на развалины в зеленом покрове и думал: кто построил такой город?

Жаль, никто не знает. Лют восхитился неведомым зодчим, что идеально выбрал место, учел каждую складку долины, гор, выстроил величественную стену, сторожевые башни, чудесные дома и роскошный терем правителя.

Мелькнуло неодобрительное: сволочь Яндалус Завоеватель, такую красоту порушил, непонятно ради чего. Хотя понятно: власть, золото, сладкое желание поплевать на поверженного. Дикость, бессмысленная жестокость, как во времена предвечной тьмы.