Растаял в ночи последний предсмертный крик, горящие глаза чудовищного коня прожгли Али-Шера. Степняк очнулся, пришпорил коня, живот свела жестокая судорога. Надо поскорее ускакать от проклятущих дикарей, пусть с ними Повелитель разбирается, а он лучше в сторонке постоит…

В воздухе распласталось крупное тело, дохнуло лесным зверем, сильный удар вышиб Али-Шера из седла, конь с испуганным криком задал стрекача. Степняк вскочил, сабля взмыла над головой, перед глазами мелькнуло темное, горло разорвала жестокая боль.

Волк брезгливо отошел от растерзанного тела, горящими зелеными глазами окинул ночную степь. Струсившие степняки услышали довольный вой.

Стрый метнулся к Яромиру. Князь неловко пригнулся к гриве, меч болтался на ременной петле.

– Стрый, – простонал Яромир слабо, – скачи к условленному месту… Она там.

Воевода оказался рядом, поддержал падающего, буркнул сварливо:

– Все там будем.

Яромир вздрогнул, глаза полыхнули гневом, с трудом выпрямившись в седле, ухитрился смерить могучана взглядом сверху вниз.

– Княже, не дури, – раздался спокойный голос. – Разъезд тут не случайно, затею раскрыли.

Яромир рванул на голове волосы, глухо застонал. Стрый смерил волхва недобро, подхватил под уздцы княжьего коня, повел к городу.

– Почему, Сомчей? – спросил Повелитель.

Полководец поднял глаза. Алтын подивился пронзительной печали, отражение луны мелко дрожало.

– Отвечай! – рявкнул Алтын.

Сомчей согнулся, с протяжным стоном обхватил голову. Шергай поежился, медленно попятился, на душе стало гадко и муторно.

– Почему ты предал меня, брат? – спросил Алтын с болью.

– Ты не прав, – выдавил полководец. Каждый удар сердца с хрустом пробивал грудную клетку, кровь заменилась на кипяток.

– В чем? – возопил Алтын горестно.

Вокруг них никого – степняки незаметно отошли на значительное расстояние, стан умолк, воздух напитался тяжким предчувствием беды. Сомчей сказал невесело:

– Сам знаешь.

– Тебе их жалко? – изумился Алтын. – Жалко этих лесных червей, что копаются в земле? Да они созданы, чтобы мы их истребляли, очищая землю от погани. Таков наш воинский долг.

– А идти против побратима – тоже воинский долг? – заметил Сомчей ехидно.

Глаза Алтына полыхнули, полководец ощутил удар, подавил стон.

– Ты знаешь, зачем я иду, – прошипел Алтын. – Она должна принадлежать мне. Я ее люблю!

– Чужая жена – тесный колодезь, – согласился Сомчей.

Повелитель отшатнулся, лицо почернело, в горле заклокотало. Сомчей невольно отпрянул – показалось, что вместо Алтына появился великан, грозный, злобный, смертельно опасный.

– Сомчей, – сказал Алтын мягко, – брат мой, почему ты молчал?

– Ты бы передумал? – спросил полководец горько. – Вряд ли, не знаю, что ты нашел в песках, но обретенная сила на пользу не пошла.

– Разумеется, – рыкнул Алтын, – ведь без нее меня бы убили подсылы Арама! Почему он стал дороже? Ответь, брат.

Сомчей замялся. Затем лицо его осветилось. Твердо шагнул вперед. От исполненного непонятной мощи движения Алтын отшатнулся.

– Он просто лучше, брат, – сказал военачальник. – Просто лучше.

Избитый полководец подошел вплотную, обнял. Алтын ответил крепким объятием, горло закупорил комок, по щекам потекли горячие ручьи.

– Прости, – прошептал Сомчей. – Прости.

Алтын глухо завыл, сжал руки, сквозь зловещий гул в ушах расслышал влажный треск, сдавленный стон, на плечо хлынула горячая волна. Сомчей трепыхнулся, обмяк, руки безжизненно раскинулись в стороны. Повелитель бережно уложил тело на траву. Рыдания сотрясали тело, всхлипы терялись в траве, луна почернела от горя.

Алтын крепко поцеловал побратима в лоб, трясущимися пальцами опустил на застывшие глаза веки. Повелитель со звериным ревом поднялся, волна ужаса остановила сердца людей в стане, ослабленные от ран хрипели в предсмертной агонии, обезумевшие кони ринулись прочь, но вопль тоски и безвозвратной утраты настиг, парализовал.

В абсолютной тишине Повелитель побрел к шатру, петляя, как заяц, тень тяжело скользила следом, превращая плодородную землю в пепел. Полог шатра отлетел в сторону, бледный лучик прощально скользнул по бритой голове, убранство встретило глупым драгоценным светом, ноздрей коснулся нежный запах. Алтын разглядел сгорбленную фигурку, хрупкие плечики сотрясали рыдания.

От усилившейся боли в груди Повелитель свирепо зарычал. Княгиня дернулась, ладошкой поспешно вытерла глаза, повернулась с гордо выпрямленной спиной, облила презрительным взглядом. Алтын подскочил. В прекрасных глазах метнулся страх, но Умила не сдвинулась с места, лишь подбородок задрала выше.

– Зачем? – простонал Повелитель жалко. – Зачем я встретил тебя?

Умила недоуменно дернула головкой.

– Зачем?! – всхлипнул Алтын. – О боги, почему я влюбился в эту женщину, почему она меня отвергла, почему не смог залить горе вином и утолить распутными девками? Откуда ты свалилась?

Умила выдержала поток слов, сказала холодно:

– Не нравится – верни обратно.

– Не могу! – произнес Алтын с мукой. – Я умру без тебя! У меня никого не осталось, кроме тебя. Сомчей, друг мой, брат мой, покинул меня!

Княгиня вздрогнула от нахлынувшей жалости. Отблеск светильников задрожал во влажных глазах.

– Он был лучшим из твоих людей, – сказала она горько.

Алтын схватился за голову, метнулся по шатру – загремела посуда, светильники упали на драгоценные ковры, пламя взметнулось весело, но холодный взгляд язычки истребил.

– Он был лучше меня! – простонал Повелитель. – Не раз помогал, спасал жизнь, а я отплатил тем, что убил. Убил, потому что он хотел лишить меня единственной на свете женщины. О, горе мне!

Алтын рухнул перед княгиней на колени, рыдания сотрясали могучее тело, неустрашимый степняк жалко всхлипывал, давился слезами. Умила холодно смотрела сверху вниз, но в голове метались смятенные мысли, сердце сжималось от острой жалости. Глаза закрыла мутная пленка, сердце стукнуло встревоженно, по телу разлилась горячая волна. Не понимая, что делает, опустилась на колени, голова Алтына прильнула к высокой груди.

Повелитель вздрогнул, зарыдал сильнее, вжимаясь всем телом, не замечая, что могучими руками крепко обхватил хрупкую фигурку. Умила смущенно попыталась выбраться из объятий, но от его тела пахнуло мощным жаром, древним, сильным. Стало так уютно, грудь согрелась теплым чувством.

Тонкими пальчиками коснулась бритой головы, нежно погладила. Повелитель вздрогнул, поднял голову. Он утонул в женском взгляде, как в бездонном омуте, шелковистую кожу ее щеки согрел грубой ладонью, а второй рукой потянулся к роскошным волосам.

Княгиня запоздало попыталась отстраниться, но мышцы, разогретые неистовым жаром, подчиниться отказались. В груди сладко горело, в низ живота ударила горячая волна, дыхание изменилось.

Алтын бережно уложил княгиню на спину, мучительно долго снимал одежду, постанывая в сладком бреду. На этот раз взял осторожно, нежно, ласково. Захлестнувшись горячей волной, сознание Умилы погасло, руки крепко обняли мускулистую шею.

Глава шестнадцатая

Буслай посмотрел на Кащея с ненавистью, дивий ответил холодным взглядом, осязаемо кольнувшим кожу, потрепал кошачью голову. Ушкуй довольно мурлыкнул. Зеленые глаза лучились ехидством, Буслай увидел свое отражение, скривился.

Гридень сердито пнул шелковую подушку – сидел на полу в просторной палате, украшенной ярко и богато. Золотые столики, стулья, скамьи и посуда играли веселыми бликами, вделанные в стены звериные морды изрыгали пламя. Кащей сидел в резном кресле, поглядывая на человечишку оскорбительно, хмыкал глумливо, из-за чего Буслаю хотелось раздавить бледный череп.

– Что-то дружок твой не торопится, – сказал Кащей гнусным голосом.

Буслай вспыхнул, ответил резко:

– А чего к тебе, жлобу, торопиться? Хоть бы поесть дал да подлечил малость. Как-никак коготь принес!