Кащей выслушал, на тонких губах зазмеилась усмешка.

– Ты прав, никак, – кивнул он.

В голосе содержалось столько яда, что Буслай задрожал от унижения, сердце рвала беспомощность. Кащей прекрасно понимал состояние гридня – второй день издевался, запер в роскошной палате, поил водой, морил голодом.

– Зачем добро зря переводить? – удивлялся он просьбам.

«Надо было по тощей шее чиркнуть коготком», – подумал Буслай с тоской. Кащей хмыкнул, щелкнул пальцами – горло гридня стиснула железная рука. Буслай захрипел, скосил глаза, от удивления пикнул: сам себя душит!

– Я тебя, паскуда, насквозь вижу, – сказал Кащей и захохотал мерзко. Ушкуй согласно чихнул.

Земляной кот насторожился, шерсть вздыбилась, метнулся от кресла хозяина. Кащей глянул удивленно. Буслай оторвал десницу от горла, посмотрел на предательницу с укором.

В палату ворвались маленькие человечки – на личиках неописуемый ужас – и тонко залопотали на зауми. Кащей вслушался, брови поползли на вершину лысой головы. Ушкуй зашипел грозно, прыжком оказался у входа. Массивные створки металлических дверей распахнулись, в проеме появился Лют, окруженный стаей малюток.

Буслай ахнул жалостливо: на соратника смотреть страшно, будто побывал в жерновах – ободранный, измученный, бледностью превосходил Кащея, вместо лица – кусок мяса с измученными глазами. Лют шагнул, Ушкуй сердито зашипел, в замешательстве посмотрел на хозяина. Кащей остолбенело уставился на измученного воина, прикипел к ларчику, обвязанному змеем.

Буслай подскочил, обнял за плечи, затараторил часто:

– Лют, вот и ты, как хорошо! Ты и впрямь великий герой! Самого Нияна умыл, ведь умыл, вишь как! И выбрался, вижу, легко, подумаешь, пара царапин, на тебе быстро заживет.

Поперхнулся слезами: соратник холодный, как камень, жизни осталось на полвдоха. Аспид-змей зашипел, но расплел тугие кольца, сполз на землю. Ушкуй осторожно схватил того пастью, вернул хозяину. Кащей напряженно смотрел на адамантовые грани. Аспид-змей привычно пристроился на шее. Буслай швырнул ларчик в худую харю.

Костистые руки бережно поймали, дужка замка кракнула, крышка открылась, как прожорливая пасть. Лицо дивия исказилось, в глазах заблестело облегчение, осторожно закрыл, пристроил на коленях.

– Надо же, – сказал он недоуменно, – и впрямь в тебе не ошибся. Молодец. А по дороге назад тебе никто не встретился? – спросил он осторожно.

В груди Люта страшно забулькало, захрипело, губы растянулись со скрипом, засохшая корка крови осыпалась темными комочками.

– Встретил твоего слугу, – прохрипел Лют тихо. – Не досадуй, он не проспал.

Кащей глянул на белый обруч, промямлил растерянно:

– Н-но как?

Буслай подозрительно посмотрел на худую немочь, неясное чувство тревоги растеклось в груди холодком. Лют шатнулся, соратник заботливо поддержал и заплакал, глядя на обезображенное лицо.

– Одной левой, – прихвастнул Лют. Кашель согнул пополам, изо рта потекла мутная желчь.

Кащей холодно наблюдал, как помогал человечишке соратник. Едва Лют отдышался, молвил:

– Вижу, что одной.

Лют усмехнулся, выплыл из накрывшей тьмы небытия, с трудом удерживаясь на поверхности.

– Мы уговор выполнили.

Буслай кивнул, уставился на Кащея выжидательно. Дивий промолчал. Светильники бросали желтоватые отсветы на макушку, в глазах Ушкуя плясали озорные огоньки.

– Знаешь, что в ларце? – спросил Кащей медленно.

Лют прохрипел:

– Догадываюсь. Непонятно, как у Нияна оказался, но не мое дело. Исполняй уговор.

Лицо Кащея скривилось, сказал презрительно:

– Давненько таких дураков не видел. Видать, Ниян тебе мозги отбил. С чего взял, что отдам?

Буслай гневно вскрикнул, прожег нелюдь взглядом. Кащей даже не поморщился, темные провалы глаз направил на обезображенного воина.

– Уговор дороже денег, – прохрипел Лют с несокрушимой убежденностью.

Кащей гнусно расхохотался, пламя светильников задрожало, в палате чуть потемнело. Ушкуй насмешливо выгнул спину, чиркнул когтями по полу, оставив глубокие борозды.

– Вот глупый человечишко, – сказал Кащей мерзким скрипучим голосом. – Сколько за вами наблюдаю, не перестаю дивиться. Навыдумывают непонятных правил – честь вроде? – и оставляют их соблюдение на… ха-ха… совесть!

Лют устало закрыл глаза. Буслай поддержал пошатнувшегося соратника, вгляделся с тревогой, но воин с трудом разлепил веки. Кащей продолжил:

– Не встречал большей глупости – сковать себя незримыми правилами. Вот дурни! Любой, кто отринет эти нелепые путы, сразу обретает преимущество и побеждает с легкостью, как воин, вышедший против связанного по рукам и ногам, с повязкой на глазах. Сомнут вас и растопчут. А если сметливый подонок придумает дополнительные правила, коим будете следовать тупо, как овцы за пастухом, навяжет, чтобы обобрать вас, вы и отдадите, роняя слюни от счастья, потому что якобы выполняете благородное дело, возвышающее вашу… как там ее?.. а, душу.

Буслай зарычал:

– Да как ты смеешь?!

– А что не так? – удивился Кащей деланно. – Какая польза от веревок, мешающих ходить? Род создал вас со свободной волей, а вы отторгаете его дар. Кому от этого хорошо?

Лют охнул – на лбу открылась рана, кровь текла вяло, будто цедя последние капли, – и сдавленно прохрипел:

– Хотя бы тебе. Человек без чести и достоинства сковырнул бы крышку и раздавил яйцо, а так ты жив и доволен.

Кащей хохотнул. Кот по знаку прилег у кресла, хвост раздраженно подергивался: расправа над людишками откладывается.

– Мне-то хорошо, – хохотнул Кащей гнусно, – а вот вы пуп порвали, тебе вот-вот кон выпадет, а награды не получите. Убью я вас, глупеньких.

– Сволочь! – крикнул Буслай беспомощно.

– Я знаю, – сказал Кащей довольно.

Лют содрогнулся от сверлящей боли в груди, от сдавленного стона сердце Буслая облилось кровью. Гридень поддержал соратника, яростным усилием воли пытаясь передать тому хоть часть жизненных сил.

– Не зря вас зовут дикими, – просипел Лют еле слышно.

Лицо нелюди потемнело, пальцы выбили нервную дробь по крышке ларчика.

– Обидеть хочешь? – спросил он с затаенной злобой.

Лют сплюнул кровавый сгусток, вязкая слюна еле свесилась с нижней губы омерзительной пиявкой.

– Вы такие и есть. Умеете и знаете больше людей, но даже самый слабый из нас лучше. Что у вас есть? Горы злата, над которыми бесполезно чахнете? Вы ничего не создаете, у вас нет ремесел, песен. Живете, как говорящие животные.

Кащей сказал зло:

– Да на кой нужны ваши песни, ремесла? И без них обходимся прекрасно. И живем вечно, не то что вы, земляные черви.

– Это пока, – успокоил Лют. – Вас уже теснят, даже не воины, а простые пахари, а в скором времени вообще истребят за ненадобностью.

Кащей злобно хрюкнул. Буслай не поверил глазам: лицо нелюди чуть покраснело!

– Пуп порвете, оборванцы. Я легко смету войско из тысячи таких, как ты, ваши жалкие колдунишки не имеют и тысячной доли моей силы. Мечтатель! – фыркнул он презрительно.

– Недавно мы бегали в звериных шкурах, – спокойно молвил Лют чуть окрепшим голосом, – махали каменными топорами. Но мы, в отличие от вас, умеем учиться. Род дал нам частицу своей воли, ты прав, но понимаешь ее как безграничную свободу, а она дадена, чтобы суметь удержаться от звериных желаний. Ведь у животных нет чувства благодарности, верности, Правды.

Кощей глумливо хмыкнул:

– Людям плевать на вымышленную Правду, своя шкура дороже.

– Ты прав, – согласился Лют печально, – не все, но поступают подло. Так было, так есть, но так не будет!

Кащей презрительно посмотрел на закашлявшегося воина, глянул на пол, брезгливо поморщился: весь заляпан вонючей кровью! Буслай беспомощно тряс соратника, причитал, в глазах стыла бессильная ярость.

– Ну, довольно разговоров, – махнул рукой Кащей небрежно. – А то от слов помрешь, а не от моей руки.

Ушкуй с готовностью поднялся, посмотрел прицельно. Буслай вскипел, ярость заклокотала в черепе, как в котле, вот-вот крышку сорвет.