— Угу, старость — она такая, особенно в неполных пятьдесят лет. — Буркнул Матвей. — Есть-то будете? А то Настасья опять наготовила, как на свадьбу, нам неделю не переесть всего этого.

— Давай, поедим, — Миних встал, помассировал затекшую спину и принялся убирать бумагу и чернила с перьями на подоконник, потому что больше места для них в комнатке не было.

Но Матвей не успел даже за миской потянуться, с горькой усмешкой вспоминая, как еще совсем недавно его барин только из тончайшего фарфора кушать изволил, как дверь без стука распахнулась, впустив в комнату морозный зимний воздух, а вместе с ним господина в теплой меховой шубе.

— Приветствую тебя, Христофор Антонович, — господин расстегнул шубу и снял подбитую мехом треуголку, после чего и Миних и Матвей признали в нем Романа Илларионовича Воронцова.

— И тебе не хворать, Роман Илларионович, — Миних, нахмурившись, смотрел на гостя. — С чем пожаловал?

— Да просто, мимо проезжал, вот решил поинтересоваться, не прокис ты тут уже? Пора на службу возвращаться, Христофор Антонович, нечего штаны просиживать. — Воронцов хохотнул и протянул бумагу. — Помилование и возвращение всех званий и достоинств. Ты вот тут в дыре этой живешь и не знаешь, что нет больше с нами Елизаветы Петровны, а Петр Федорович, решил тебя снова к делу пристроить. Вот так-то.

— К какому делу? — Миних сел на табурет, с которого не так давно поднялся, не прикасаясь к протянутым ему бумагам.

— Я точно не знаю, но вроде бы Петр Федорович хочет немного землицы прикупить в Новом свете у испанца.

— Не продаст, — покачал головой Миних.

— Ну, тут от цены все будет зависеть, на самом деле. В любом случае, это не наше с тобой дело, во сколько Петру Федоровичу землица та обойдется. Нам с тобой нужно будет там порты хорошие построить, форты укрепленные, местных туземцев обласкать, чтобы они никуда не сдернули и постепенно подданными Российской империи стали. Жарко там будет. Британцы, воинственные дикари, да и колонисты не простые, много каторжников: лихих людей и воров. Так что, ежели не справишься, то лучше сразу скажи, чтобы зря не баламутиться.

— Казаки нужны, а еще, тех же каторжников можно привлечь. Не всех сподряд, естественно, но, я тут со многими общался, кое-кого можно, да. — Мозг Миниха тут же включился в работу, начиная просчитывать варианты.

— А вот сейчас узнаю Христофора Антоновича, — Воронцов хлопнул себя по ляжкам. — Чаем-то хоть напоишь, али так поедем, не жрамши?

— Матвей, давай сюда еду, а сам собирайся, мы в Петербург возвращаемся, — крикнул Миних, а Матвей с чувством перекрестился.

— Ну, слава тебе Господи, услышал ты наши молитвы. А то уж думал, что помирать здесь придется, — и слуга принялся накрывать на стол, одновременно пытаясь засунуть в раскрытый сундук все немногочисленные вещи, которые Миниху разрешили взять с собой в ссылку.

Я тщательно изучал Вестминстерский договор. Параллельно я изучал бумаги, прихваченные с собой из бывшей штаб-квартиры Голландской Ост-Индийской компании. Мне нужны были факты нарушения этого поганого договора, который обдирал Голландию как липку, но и то немногое, что англичане обещали соблюдать, они как обычно послали лесом. Вот же суки, — я даже восхитился их просто непробиваемой наглостью. Вообще, складывалось такое ощущение, что никакие договоры для них ни черта не значат. Вроде того, что вы нам по договору должны все отдать, и не рыпаться, а мы вовсе не обязаны вас не грабить, не нападать на другие ваши форты и поселения, и так далее по списку. Ничего, на каждый хитрозакрученный болт, обязательно винт с левой резьбой найдется.

Я отложил бумаги. В общем-то, того, что я уже нашел, хватит для того, чтобы пустить этот договор по назначению, а именно — подтереться им. И начать можно с того, что британские корольки от имени Карла II обещали стать ревностными католиками. М-м-м, по-моему, кто-то кого-то напарил. И это только первая строчка договора.

Так, надо отдать это юристам, пусть красиво оформят. Я же не варвар какой, и ревностный христианин, в отличие от некоторых. Мне, чтобы без объявления войны напасть на кого-то, хоть какие-то обоснования нужны. Вроде как не иди бить ближнего своего, совсем уж без причины.

Все это мне нужно было только для одного — вернуть Нью-Йорк под сень родной Ост-Индийской компании, а затем плавно передать Российской империи за символичный один талер.

Я потер переносицу. Что-то глаза устали, все-таки почти шесть часов кряду за этими бумагами провел. И все это при том, что я не хотел лезть в Америку. Можно как угодно говорить, что они меня вынудили, но на самом деле, я просто хочу отомстить. Жестко, по крупному. Чтобы Англия надолго, если не навсегда превратилась в захудалое королевство, которое не то что владычицей морей больше не будет, а в принципе перестанет играть хоть какую-то заметную роль.

Что касается остальных — пусть помогут мне Европу перекроить, а я так и быть, французским революционерам с удовольствием помогу. Всем, чем могу, деньгами, оружием. Парочку идиологов им пришлю. А то Дидро вон как разожрался на казенных харчах, и даже никакой богемы ему не надо, гад такой. пинками заставил родить нечто революционное и славно бьющее по мозгам, особенно мозгам неокрепшим, полных юношеского максимализма, как, например, у Гейтса. Он и в более зрелом возрасте на всю эту херню про свободу и равенство повелся, что уж про сейчас говорить? Пускай среди колонистов проповедует. А то, ждать, пока малолетний Вашингтон вырастит до хотя бы осознанного состояния — мне некогда, мне хаос в одной конкретной стране нужен. Желательно контролируемый. Недаром же с Воронцовым и Минихом, если он согласится, отправятся целые отряды из Тайной канцелярии. Вроде бы налаживать на новых землях свои подразделения, ну, заодно и хаос контролировать. Мексику заодно подогреть. Там и подогревать-то особо не надо никого, так немного подтолкнуть, благо деньги теперь у нас будут. Не в невменяемых количествах, конечно, но на то, чем эти товарищи чуть позже у нас начали бы шатать, хватит.

Дверь приоткрылась и заглянул Турок.

— Заходи, — кивнул я ему. — Ну что, Бестужев справился с карманным бунтом?

— Нет, не справился, — Турок, улыбнувшись, покачал головой. — Его и всех его подельников Андрей Иванович уже взял, теперь душу отводит. — Я хохотнул. Мне не удалось все-таки удержать Ушакова. Он на полном серьезе заявил мне, что его долг состоит в том, чтобы охранять меня и Отечество от всяких там, и ускакал, я даже пискнуть не успел.

— Тебе-то поди досталось, — я потянулся. Пожалуй, сегодня хватит работать.

— Еще как, я еле убежал, — Турок потер шею, ага, все-таки своей тростью пару раз Ушаков его все же перетянул.

— Иди отдыхай, завтра развернутый доклад напишешь, что и как делал, в какой последовательности с мельчайшими подробностями. Нам скоро такая методика пригодится, — он поклонился и вышел из кабинета. Я же подошел к окну. Я ведь ва-банк пошел. Тут одно из двух: или я останусь в истории как победитель, или история похоронит меня.

Глава 10

Андрей Иванович Ушаков стоял, заложив руки в галерее своего клуба и внимательнейшим образом рассматривал картины, ценность которых была порой слишком велика для какого-то игорного дома. А ведь все те иноземные гости, которые так рвались стать членами клуба видели в нем только игорный дом, этакое лекарство от скуки, которая постоянно посещала их в Российской империи, особенно в последнее время. При Елизавете Петровне хотя бы балы, да различные маскарады забавы ради постоянно устраивали. А новый император, казалось, вообще не умеет веселиться. Да и в Петербурге редко появляется. Так еще и двор к себе не перетащил. Объясняет все эти, неподобающие просвещенному монарху дела трауром, но... когда траур кого останавливал в желании развеять скуку? Тем более, чтить память такой веселой императрицы, как Елизавета, не посвятив ее памяти ни одного бала, это вообще уже считали кощунством.