– Подарок для тебя, почтенный король.

Достойный Эшер поставил на стол большую серебряную птицу с распростертыми в стороны крылами, держащую когтистыми лапами круглый предмет с двумя позолоченными стрелами на черном фоне. Предмет издавал странные щелкающие звуки, а золотые стрелы, похоже, двигались, во всяком случае одна из них.

– Это часы, – пояснил Эшер, – показывают время. Вот этот значок означает полночь, а этот – полдень, промежутки между ними разбиты на отрезки равной величины, и по этим стрелам ты всегда будешь знать, сколько прошло времени от полуночи до полудня.

– Ловко, – не сразу, но сообразил Рикульф.

– Такие часы были в Чистилище и в Храме, – вздохнул Магасар. – Да разграбили все мерзавцы.

– А это? – заинтересованный Рикульф ткнул пальцем в черную шкатулку.

– Попробуй сам, – меченый указал гуяру на рычаг сбоку. Шкатулка неожиданно раскрылась, и послышался мелодичный перезвон, а внутри волшебного ящика закружились серебряные фигурки.

– Забавно, – улыбнулся Рикульф. – Богатая страна?

– Очень. Только попасть в эту страну непросто. Торговать торгуй, но у самой границы, а вглубь территории они никого не пускают.

– Оружие?

– Пушки есть. Мечи послабее наших. Зато есть вот такие штучки. – Тах вытащил из-за пояса странный предмет, отделанный серебром.

– Пистоль, – подсказал посвященный Магасар. – В Храме оружие было посерьезнее.

– Так то в Храме, – усмехнулся Тах, – суранцы пистолей делать не умеют.

– Далеко бьет? – спросил Рикульф.

– Метров на пятьдесят, но, случается, дает осечки. Панцирь, если стрелять в упор, прошибает, а если пуля на излете, то отскакивает.

– Наши в Храме тоже с таких пистолей начинали, а потом на автоматы перешли.

– Видел я работу твоих скорострелок и Кольбурга, и у Расвальгского брода, – нахмурился Рикульф. – Выкашивали нас целыми рядами.

– Автоматов теперь уже нет, – утешил гуяра Магасар. – И вряд ли будут.

– Так, говоришь, с пистоля начинали.

– Осторожнее, государь, – посоветовал ему Тах. – Не ровен час выстрелит.

Но Рикульф уже разобрался в несложном механизме. Он выбросил руку вперед и потянул указательным пальцем за спусковой крючок. Грянул выстрел, куски лепнины полетели со стены, запахло гарью. С десяток очумевших гвардейцев ворвались в королевские покои. Рикульф засмеялся и махнул в их сторону рукой:

– Все в порядке.

Гвардейцы удалились, недоуменно перешептываясь. Рикульф продолжал смеяться, хотя глаза его казались скорее озабоченными, чем веселыми.

– Пошаливают у тебя на дорогах, почтенный Рикульф, – заметил вдруг Тах.

– Кто?

– Едва не напоролся на разъезд Осея всего в дневном переходе от Азрубала. Видел я его войско краем глаза – большая сила. Тысяч пятнадцать наберется.

– Такую силу от разбоев не удержишь, – подпел «сыну» посвященный Магасар.

Рикульф и сам осознавал опасность. Разгулявшаяся на землях кимбелинов и эбораков усобица грозила захлестнуть весь Суран.

– Молодежь жаждет подвигов, – вздохнул Магасар. – Надо бы поднять крышку, пока не разнесло котел.

– Поход? – резко обернулся к нему Рикульф.

– А почему бы нет, государь?

Рикульф аккуратно разгладил пальцами, унизанными перстнями, отросшую холеную бороду. Глаза его через узкие щелочки впились в лицо Магасара, но ничего кроме подобострастной озабоченности на лице посвященного не обнаружили. Нет, Магасар человек верный, не раз доказывавший свою преданность. Надо решаться. Власть не знает передышек. Пока ты шевелишься, у тебя есть шанс удержать ее, а остановился – считай, что проиграл все. Поход – дело серьезное, зато он может решить многие проблемы, в этом Магасар прав.

Глава 6

Гуярский пир

Король Гитардии Рикульф пригласил в Азрубал вождей всех гуярских кланов, обосновавшихся в Суране. Повод был веским: свадьба сына и наследника. Многие откликнулись охотно, другие колебались, припомнив, чем закончился прошлый визит в Азрубал для видных гуярских вождей. Но, в конце концов, откликнулись все. Не было у вождей охоты ссориться с гитардским королем без особых на то причин. Откликнулись даже король Эбораки Гилрой и король Кимбелинии Морвед, но эти, похоже, лишь для того, чтобы заручиться поддержкой короля Гитардии в затянувшейся на месяцы войне. У обоих были проблемы не только друг с другом, но и с достойным Осеем, который грозился покарать и Гилроя, и Морведа, объявив себя императором Западного Сурана. Наглость этого юнца не знала предела, а о бесчинствах, творимых его молокососами, и говорить нечего. Совсем потеряла стыд гуярская молодежь.

Почтенный Рикульф по-братски обнял почтенного Гилроя, дела которого были настолько плохи, что он вынужден был прятать свою семью под крылышком короля Гитардии. Гилрой обвинял Морведа в неблагодарности и коварстве. Морвед обвинял Гилроя в помощи оружием и живой силой негодяю Осею. Сам Осей сидел тут же за пиршественным столом и при словах Морведа схватился за меч, что едва не повлекло за собой кровавую разборку, подобную той, что случилась в Азрубале пятнадцать лет тому назад. Ссору удалось погасить в самом зародыше, и почтенный Рикульф долго призывал собравшихся к миру и согласию. Внимали ему охотно, тем более что столы ломились от вина и закусок, а новобрачные Ульфин и Ригеда уже заняли свои места во главе стола. Черт бы побрал этих кимбелинов, неужели не могли найти другого места для свары! Общее недовольство отрезвляюще подействовало и на Морведа, и на Осея, и далее пир пошел своим чередом.

Почтенный Морвед, изрядно хлебнув за столом и почти забыв о вражде с Гилроем, пустился в пляс со своей невестой Урсулой, дочерью короля Эборакии. Правда, танцором Морвед был никудышным, одолевала подступившая с годами тучность, которая, как известно, королям не помеха, но воинам и танцорам доставляет массу неудобств. Собственно, Морвед и не рвался в танцоры, просто обычай требовал, чтобы невеста отдала первый танец жениху. Будет ли свадьба – это вилами по воде писано, но гуярские обычаи следует соблюдать. Король Кимбелинии Морвед, это вам ни молокосос Осей, он умеет блюсти и свое достоинство, и традиции, завещанные отцами и дедами. Вот только дыхания не всегда хватает, да и ноги не железные.

Вспотевший Морвед охотно уступил невесту чернявому молодцу, которому, надо полагать, все эти прыжки и приседания были еще в охотку, и вернулся к столу под одобрительные выкрики собравшихся. Кимбелинский король в грязь лицом не ударил, и пусть эти молокососы не возражают, что нас можно взять голыми руками. И танцы нам еще по силам, и женщины, да и руки, сжимающие мечи, еще не ослабели. Те самые руки, что бросили под ноги этим неблагодарным мальчишкам полмира. Невелика доблесть, разбойничать на дорогах, но истинный гуяр рождается только в большом походе.

Слова почтенного Морведа встретили горячее одобрение большинства присутствующих. Молодежь угрюмо отмалчивалась. Довольный Морвед победителем сел на свое место по правую руку от Рикульфа.

– Хорошо сказал, почтенный, – Рикульф протянул разгоряченному Морведу наполненный до краев кубок, – об одном только забыл: одержать победу нам помогло единство, которого ныне уже нет.

Почтенный Морвед запротестовал: сам он человек мирный, это всем известно, и всегда выступал за мир между кланами и, тем более, не поднял бы меч против собственного тестя. Но, черт возьми, нельзя же без конца терпеть чужое коварство. А как еще можно охарактеризовать помощь Гилроя врагу будущего зятя. Есть ли на этом свете вообще хоть что-то святое? Где верность гуярским традициям, где братские узы, спаянные кровью, наконец?

Почтенный Рикульф слушал задыхающегося от возмущения гостя с большим вниманием и сочувствием, не забывая подливать в его хрустальный кубок аквилонское вино. Возмущение короля Киммаркии он принял близко к сердцу. Неладное ныне творится в гуярских кланах, молодежь совсем отбилась от рук. И достойного Осея давно уже пора призвать к порядку, а не поощрять его безумства.