– Дочери у них, значит, тоже есть? – уточнил существенное Свен Аграамский, внимательно слушавший рассказ на редкость осведомленного Гоголандского.
– Благородная Сигрид озабочена судьбой девушек – не за суранских же плебеев их отдавать.
И все присутствующие дружно поддержали благородного Стига: действительно, слава Богу в Лэнде еще не перевелись благородные роды.
К удивлению Хилурдского, поход складывался на редкость удачно: пять тысяч октов и киммаркская конница, выделенная благородному Хольдрику покойным королем Леиром, были захвачены врасплох превосходящими их вдвое лэндскими силами и вырублены почти начисто под славным нордлэндским городом Кольбургом. Путь на Бург оказался практически свободным. И даже высланные Хольдриком навстречу победителям три тысячи октов не смогли притормозить торжественного шествия лэндских дружин.
Бург штурмовать не пришлось, как того опасались многие владетели, в том числе и Хилурдский. Нордлэндская столица была освобождена силами горожан во главе с принцем Бьерном и арверагами во главе с Гвенолином и сыном Конана Артуром. Здесь в Бурге Гольфдан впервые увидел принца Бьерна Нордлэндского. Красивый молодой мужчина двадцати пяти лет, поразительно похожий на своего деда Гарольда, с улыбкой приветствовал подъезжающие дружины. Меч в его руках еще дымился кровью, но глаза смотрели на владетелей благосклонно. Рядом с принцем стоял мрачноватого вида молодой гуяр, с которым Хилурдский уже имел возможность как-то раз пообщаться, это был Артур сын Конана. Мог ли Конан, высаживаясь двадцать пять лет назад на берег Вестлэнда, даже помыслить, что сын станет могильщиком всех его начинаний. Впрочем, и судьба самого Конана, и страшная участь арверагского клана не оставили Артуру другого пути.
Бург бесновался, приветствуя молодого принца. Резня здесь, похоже, была изрядной, но никто не замечал ни крови, ни трупов на каменных мостовых. Горожане праздновали победу. Принц Бьерн, красивый как сама легенда, говорил с народом, и каждое его слово встречалось дружным ревом обезумевшей толпы.
Новый дворец короля Седрика, в котором тому так и не довелось пожить, плавал в крови. Его неудачливый преемник, Хольдрик Кольгрим, сидел мертвым в похожем на трон кресле, пригвожденный к его спинке сразу двумя мечами. Руки его вцепились в подлокотники кресла, рот был разинут в предсмертном крике. Страшно, видимо, умирал гуярский король. Благородный Гольфдан вздохнул и отвернулся.
– Завтра по утру мы выступаем на Остлэнд, – благородный Бьерн окинул взглядом собравшихся в большом зале дворца владетелей. – Нельзя давать октам передышки.
– А как же киммарки? – спросил Хилурдский. – Вряд ли они будут сидеть, сложа руки?
– Не будут, – подтвердил принц. – И для киммарков наступают веселые времена. Король Кеннет имеет под рукой шесть тысяч конных дружинников и ополчение. Владетель Ожский на подходе к Приграничью с тридцатью тысячами наемников. Этого вполне хватит, чтобы похоронить киммарков. Есть еще вопросы?
Вопросов не было. Оставалось только удивляться неуемной энергии людей, сумевших за короткое время перевернуть полмира с ног на голову, или, точнее, наоборот – вернуть этот перевернутый гуярским нашествием мир в исходное положение.
Октам благородного Кольгрика, младшего сына покойного Седрика, переправившимся через небольшую речушку, разделявшую Остлэнд и Вестлэнд, вероятно довелось пережить громадное разочарование, когда вместо ожидавшихся пяти тысяч гуяров Хольдрика, им навстречу двинулась сила в три раза большая, да еще и не имеющая к Хольдрику никакого отношения. Первый же залп почти тысяч пушек в клочья разорвал октскую железную фалангу. Благородный Гольфдан очень скоро пришел к выводу, что принц Бьерн и его меченые родичи дело знают. Окты были смяты конницей принца Бьерна, и прозрачная вода приграничной реки вскоре стала красной от гуярской крови. Лэндцы потеряли всего лишь две сотни убитыми и примерно столько же раненными. Победа была полной. Если у Хилурдского и были сомнения в торжестве справедливого дела, то в этот благословенный день они развеялись как дым.
Отправив пятитысячный отряд во главе с Артуром и Свеном Холстейном в Остлэнд, принц Бьерн обрушил все оставшиеся под рукой немалые силы на октские поселения. Продвигаясь к югу, в сторону Приграничья, он сметал все на своем пути. Окты были захвачены врасплох и не смогли оказать серьезного сопротивления. Преследуемые по всему Нордлэнду, они потянулись в Приграничье, поскольку путь к портам Вестлэнда им был перекрыт наглухо. Этот новый исход живо напомнил Хилурдскому события двадцатилетней давности, и сердце его защемило. Принц Бьерн висел на хвосте у отступающих, не давая им и минуты передышки. Все это сильно напоминало заурядную бойню, но вошедшие в раж лэндцы уже не могли остановиться. Трудно было контролировать ненависть, копившуюся четверть века. Отставших октов часто добивали нордлэндские крестьяне и горожане, на удивление быстро организовавшиеся в довольно боеспособные отряды.
В течении одного месяца Нордлэнд почти полностью был очищен от октов. Часть из них бежала в Приграничье, часть отчаянно сопротивлялась в Остлэнде, но более половины октов и представителей союзных им кланов были истреблены. Только пленных набралось более двадцати тысяч человек. И благородный принц Бьерн наконец отдал приказ, остановить бойню.
Пришло известие от Свена Холстейна и Артура сына Конана: сводное арверагско-вестлэндское войско сбросило остатки октов в море и отмыло свои сапоги от крови в Большой воде.
– В Приграничье, – коротко распорядился принц Бьерн, – поможем королю Кеннету свернуть шеи киммаркам.
Глава 9
Капитан меченых
Эгберт поправлялся быстро. То ли раны были не слишком серьезны, то ли сказалось искусство врачевания прекрасной Хильды, но, во всяком случае, даже затянувшееся путешествие в неудобной скрипучей телеге не помешало его выздоровлению.
Хильда обычно скакала рядом с телегой, внимательно приглядывая за своим пациентом, и даже насмешки Хорса и Лося, именуемого еще Фрэем Ульвинским на нее не действовали. Ее заботы о здоровье Эгберта заходили так далеко, что она и спать ложилась в той же телеге. Сначала арвераг пробовал слабо протестовать, но на Хильду это не производило особого впечатления. Похоже, эта девчонка действительно считала Эгберта из Арверагов своей собственностью и беззастенчиво пользовалась его слабостью и своим временным превосходством в силе. Даже нагота Эгберта ее не смущала, и она без всякого стеснения обрабатывала его рану на бедре и помогала пациенту справиться с периодически возникающими проблемами. Эгберт отдавал себе отчет в том, что без этой черноволосой красавицы он давно бы уже стал трупом, гниющим в придорожной канаве. Вряд ли кто-нибудь стал утруждать себя рытьем могилы. Многотысячное войско Черного колдуна, частью которого неожиданно для себя стал Эгберт состояло из варваров-лесовиков, степняков и суранцев. Куда вел их Черный колдун для арверага поначалу оставалось тайной. Две недели он пребывал между жизнью и смертью и единственной его связью с этим миром была Хилдьда.
Черного колдуна он впервые увидел на рассвете: мрачный человек, с изуродованным шрамами горбоносым лицом склонился над ним и сказал что-то Хильде на незнакомом языке. Хильда принялась его в чем-то горячо убеждать. Эгберт увидел, как неожиданно заискрились смехом глаза Черного колдуна, а на лице промелькнула подобно молнии ослепительная улыбка.
– Ты же сам говорил, что можно, – Хильда неожиданно перешла с незнакомого языка на лэндский.
– Мало поймать одичавшего жеребца, его еще нужно объездить, – усмехнулся Черный колдун.
Хорс и Лось задохнулись от смеха, а Хильда обиженно надула губы.
Только через месяц Эгберт почувствовал себя настолько здоровым, чтобы попытаться сесть в седло. Прихрамывая он подошел к коню и с трудом вставил ногу в стремя.
– Не промахнись мимо седла, арвераг, – напутствовал его Хорс.
Этот мерзавец выводил Эгберта из себя, он с трудом подавил прихлынувшее бешенство. На коня он все-таки сел, хотя и заскрипел зубами от боли.