Баба Яга только и успела выкрикнуть вдогонку:

– Изыди из тела парня младого, Неждан!

Глава 21. Богиня

Все жаркое лето Ягуша простой девкой бродила по окрестным деревням. До самой осени в Навь не решалась входить. Все опасалась невесть чего. Знала, что ждут ее там, а душа наперекор – не идут туда ноги.

Вот и гуляла ведьма по округе – высматривала, вынюхивала, подглядывала черными глазищами – все подмечала. Парней высматривала, да с молодыми мужиками заговаривать пыталась. Бесстыжие и распутные мысли по-прежнему роились в ее голове.

А ведь, бывало, зайдет она в новое селенье, хоть и молодая, но с клюкой, и плетется от тына к тыну.

Однажды в жаркий день, в самом конце лета постучалась к хозяевам крайней хаты и спросила жалобным голосом:

– Дайте, степенные люди, путнице вашей прохладной водицы напиться, а то умаялась вся дорогу пятками гладить.

Вышли к ней в тот день из чистенькой да ладной избенки уже немолодые муж с женой – лица черные от горя.

– Исполать тебе, путница! – поклонились они. – Нако вот попей из крыночки парного молочка коровьего.

Ведьма насторожилась, пропуская окрестные запахи через широкие крылья носа, все разом охватила и поняла. Она приняла крынку, отпила молоко и спросила хозяев:

– Где он? Вижу, лихоманка в ваш дом пробралась. Все-то у вас рядком да ладком, а вот горе горькое склизкой гадиной за грудь ухватилось и режет. А ну, показывайте хворого, а то пора мне.

Муж с женой переглянулись и повели страшную гостью к себе в горницу. Там на лавке, на шкурах лежал под плотным лоскутным одеялом малец семи лет. Черные круги вокруг глаз сверкали тьмой, предвещая скорую смерть.

– В прошлую зиму доченька наша померла, – с горечью в голосе пояснила хозяйка. – А нынче внучек захворал шибко. На заморозки в реку упал и, мокрый, на ветру застудился насквозь. Это наш Соколик…

Ягуша задохнулась, резко повернулась к этим несчастным людям, разыскивая подвох в их лицах. Ее потусторонний взгляд блуждал по их прикрытым векам и не находил издевки. Да и откуда знать этим простым селянам, что и у нее когда-то был сынок по имени Сокол.

Люди увидели ее жуткий взор и отшатнулись, пытаясь заслонить полумертвого мальчика от ужасающей ведьмы – в том, что перед ними лесная ведунья, они не сомневались.

Ягуша все поняла и неожиданно успокоилась. Она молча отстранила в сторону мужчину и женщину. Ведьма сердито цыкнула на них и плюхнулась на колени, склонившись над тяжело дышащим ребенком.

Она приоткрыла затхлое одеяло и сразу все увидела и рассмотрела все мельчайшие подробности! Так и есть! Застудился паренек. Грудь Сокола трудно вздымалась, а затем с еще большим трудом выталкивала из себя тугой воздух, она пылала в магическом зрении ведьмы. Дуть нельзя – раздуешь полымя до самого конца, поэтому она мысленно взметнула руки вверх, а затем погрузив их в трепещущую грудь мальчика, выхватила из легких что-то мерзкое и сразу замотала в подвернувшуюся тряпицу, а сама при этом шептала и шептала заговор «Хворь стынь»:

– Лихоманка не жги живот! Стынь жар, отвергнись смрад. Хворь изыдь!

Ребенок дернулся и замер с закрытыми глазами.

– Он умер! – запричитала пожилая женщина. – Он умер!

Дед мальчика выпрямил спину, как кол в заборе, и замер, зажмурившись – он боялся заплакать от горя рядом с этой темной колдовской девкой.

Ведьма криво усмехнулась и с неожиданной нежностью погладила головку спящего мальца.

– Хороший какой, – прошептала Ягуша и поднялась на ноги.

Причитания женщины стихли.

– Он спит? – всхлипывая, спросила она.

– Да, – спокойно отвечала Баба Яга. – Он будет спать и очень долго жить.

– Спасибо тебе, великая знахарка! – зашептала женщина, размазывая по лицу слезы. – Но нам нечего тебе дать. Скромно живем.

– Крынку с молочком дайте еще разок, – улыбнулась Ягуша, с удовольствием наблюдая, как наливается здоровым румянцем лицо спящего Сокола. Она еще раз погладила мальчика и вышла во двор, а за ней и дед поплелся на непослушных от волнения ногах.

Недалеко от избы был сложен из грубых камней небольшой, уже закопченный золой очаг. Здесь в теплое время хозяева готовили похлебку.

– Запали хворост! – приказала Ягуша.

Дед с испугу пригоршню тлеющих березовых угольков из печи в доме принес. Прямо в руках нес, бегом бежал – так угодить хотел страшной спасительнице от страха и радости – вперемешку.

Дровишки в летнем очаге занялись быстро – защелкали, зашуршали. Легкий дымок сменился открытым пламенем.

Яга бросила в огонь свернутую в ком тряпицу и, подержав открытые ладони над языками пламени, промолвила:

– Хворь в ней. А когда сгорит, после и пепел тут же зарой в землю да притопчи следом. И еще! Вот тебе монета рубленная, серебряная.

Дед отрицательно замахал головой.

– Это мы перед тобой в неоплатном долгу!

Яга кивнула, но ответила немного нервно:

– Это не вам с бабкой, а Соколу на мед и молочко.

После этих слов она удалилась в задумчивости, а пару монет на полено положила.

Шла недолго.

В центре поселения раскинулись несколько огороженных усадеб с высокими домами – и печи с изразцами, и крыши с петухами, и окошки с резными ставенками.

– Будут ли и здесь добры к бедной страннице?

Молодая Баба Яга настойчиво постучала в суровые ворота и долго ожидала звука тяжелого засова.

Ворота медленно отворились.

– А ну не балуй! – прохрипел толстый, неприятного вида бородатый хозяин в богатой рубахе. – Чего тебе, глупая девка? Хочешь кнута отведать?

Колдунья криво усмехнулась, оголив в полуоскале белоснежные зубы, и ответила:

– Я путница. С дороги лесной, петляющей. Дайте, добрые люди, жажду долгую утолить.

– А ну-ка возвертайся туды, откуда пришла, – рыжебородый мужик вытер рукавом жирные губы и грязно усмехнулся: – Знамо дело – воды ей, а сама на курей и скот пялится.

Баба Яга в ответ поклонилась, а затем встала на цыпочки и действительно заглянула за спину распоясанного мужика. Потом медленно, по слогам ведьма произнесла:

– Хорошие у тебя коровы… и куры…

Она повернулась и пошла восвояси.

Слева за плетнем сгорбившаяся бабка изо всех сил пыталась перекрестить Ягушу, окропить ее святой водой и победить крестным знаменем.

Ведьма повернула голову и сказала:

– Хорошие у тебя огурцы, бабуся…

Бабе Яге совсем скучно стало. Люд не меняется, хоть сто лет минует, хоть пять сотен. Пора облачаться в новое алое платье и собираться в трудный путь до самых нижних пределов Нави.

Ягуша пошла к ближайшему лесочку, а за спиной поднимался вой. Это заголосили мужики и бабы. Коровы одна за другой заваливались на бок и тут же сдыхали, не в силах даже замычать. И куры принимались вдруг бегать по двору, хлопать крыльями, затем хромать и падать в пыль уже мертвыми, усиливая переполох.

– Коровья смерть! – заголосили люди, а за ними этот крик подхватывали другие. – Курья смерть!

И наконец истошно закричали:

– Ведьма!

Закричала и бабка – листья ее отменных огурцов прямо на глазах желтели и сворачивались, а плотные зеленые огурчики размягчались и чернели.

Крепкие мужчины вооружались, кто чем мог, и вот уже толпа двинулась вдогонку, ощетинившись кольями и вилами.

– Такое уже бывало! – вечная ведьма обозлилась и повернулась к разъяренной толпе лицом, от животного возбуждения она распахнула глаза и принялась указательными перстами обеих рук указывать неизвестно что, неизвестно кому и неизвестно зачем.

И вдруг мир потемнел. У всех ее преследователей в ушах нарастал неприятный разбойничий свист, а за ним и жуткий женский хохот. Хохот проникал прямо в голову. Боль стучала тяжелым пульсом в висках. Да и привычные тропки-дороженьки неожиданно отворачивали куда-то в сторону – обратно, к деревне, а потом и вовсе исчезали. Затем налетел ветер и задул пару зажженных второпях факелов, а после закружил пыль-песок и ударил по глазам всех тех, кто вознамерился немедленно найти и покарать злую ведьму. А там, сразу за кромкой леса, поднялся нескончаемый гвалт в тысячи птичьих глоток. Вороны! Они заслонили солнце своей армадой! Но атаковать людей не стали – эти жуткие стайные птицы гадили и гадили на головы струхнувших мужиков. Хуже всего то, что случилось далее – два симпатичных белых облачка из поднебесья провалились вниз, почти до самой земли, обернулись сизыми тучками, продолжая наливаться тьмой, быстро обменялись горизонтальными близкими молниями, при этом совершенно ослепив и оглушив преследователей. Да и какие теперь из этой трусливой разрозненной мокрой кучки преследователи?