– Всех. От загробных мытарств надобно упокоить всех.

Ведьма вновь ухватила оскорбленную Скверну и принялась снимать все черепа – один за другим. Больше двух дюжин людских судеб снесла чаровница-убийца к самому краю свежей могилы.

Это ее жертвы – ее!

Они безмолвно посматривали пустыми глазницами, и она как будто бы чувствовала этот немой укор. Взгляды эти жгли каленым железом озябшие щеки и затылок женщины.

Это они – ее грех и ее ответственность перед богом. Вопрос – перед каким?

Яма, которую она подготовила, оказалась мала для целой горы человеческих останков, поэтому она вновь била и била рассерженной Скверной по сырой земле.

К потемкам управилась – отрыла глубокую братскую могилу и поместила в нее все черепа своих прежних жертв. Затем целую вечность засыпала могилу, приговаривая:

– Сама! Я должна все сделать сама!

Закончила за полночь. Уставшая и грязная, она буквально заползла в избушку и уже там, рядом со своим любимым гробом заснула, не в силах улечься удобнее. Как уткнулась носом в дубовые доски пола, так и осталась лежать, неподвижная.

Тревожное ночное ненастье миновало, как мельчайший речной песок сквозь пальцы, и к утру выглянуло красное солнышко. Хмарь отступила, и зашевелившаяся Баба Яга пробудилась, уселась, припоминая вчерашние события, и улыбнулась с ехидцей:

– А вот теперь настала его очередь!

Она пошарила по полкам и нашла замечательный винный кубок.

Ох, и не простой был тот кубок: на червонной толстой ножке, отчеканенной из золотых римских монет, инкрустированной крупными рубинами, возвышался перевернутый череп самого Чернобога.

Ведьма с торжествующим хихиканьем, не задумываясь, отломила от удерживающего его постамента и побежала во двор к обезглавленному тыну.

Там ее уже ждали!

Несколько десятков колышущихся серых теней рыдающих дев тянули к Яге призрачные уродливые руки и, беспрерывным, еле различимым шепотом вздыхая, протяжно взывали к вечной ведьме:

– Отец просит! Не надо! Не трогай его голову! Не надо на кол! Умо-ля-ем! О, великая!

Баба Яга ехидно скривила рот в тонкую ломаную линию и гневно проговорила:

– Ага! Значит убиенный Чернобог своих доченек-лихоманок ко мне прислал. А, ну, брысь, окаянные. Низвергнитесь туда, откуда пришли!

Вдруг подул ветерок, и заколыхались призрачные растрепы, завыли в голос, но постепенно смолкли, исчезая.

– Видать несладко черному богу в огненно-ледяной Нави.

В хмуром раздумии Яга медленно подошла к злополучному тыну. Используя колоду, торжественно водрузила череп Чернобога на бывший кол Преславы и захлопала в ладоши.

– Тут твое место, изверг. Исковеркал мою жизнь, так теперь послужи пугалом.

Она еще долго хлопала себя по бокам и притоптывала на месте от смеха.

И вдруг, повернувшись к избушке на курьих ножках, скомандовала:

– Просыпайся от дремы, старая курица! Готовься – за кромку пойду.

Избушка шевельнулась, а затем встрепенулась петушком от гузки до гребешка. Она захлопала ставенками от радости и, как бы приглашая войти, широко растворила дверцу.

Помолодевшая Яга с грустью посмотрела на рассветную зорьку и, подобравшись, вошла в хату. Там она прислонила кулачки к векам и потребовала:

– А ну, изба, повернись к Яви задом, к Нави передом!

Избушка как будто бы только этого и ждала. Она захлопнула ставни, дверцу, печные заслонки и, заскрипев, принялась разворачиваться, осторожно переступая, как курочка над яичком. Шажок, шажок, присела. Встала, опять топталась, поворачивая себя – заколыхалось все в избе, загремели склянки, горшки, а гроб Яги, так тот сам на бок завалился. И вот замерла избушка, пыхнув на прощание золой из потухшей печи.

Баба Яга все поняла и неожиданно прошептала:

– Ну же! Открывай! Не томи. А то, не ровен час, передумаю.

Изба послушалась и с легким скипом отворила входную дверцу.

Опустив руки долу, великая ведьма распахнула черные, как вороново крыло, глазищи и уставилась наружу.

А там…

Навь! Мир мертвых! Давно она здесь не была.

Исчез знакомый дворик, пропали вековые елки за тыном, запропастилось ясное восходящее солнышко. Впереди ее ждала потрескивающая, запекшаяся близким пожарищем тьма. Баба Яга сделала несколько шагов и оказалась за кромкой жизни, в царстве мертвых. Обернулась. На месте милой деревянной избушки на курьих ножках по-прежнему возвышалась закопченная сторожевая башня с узкими бойницами.

Яга медленно развернулась и посмотрела вперед, туда, где в мертвецком сумраке пылал раскаленным железом вечный Калинов мост. Здесь, на этом берегу, Царство мертвых еще только намечалось, а там, за мостом, простому смерду уже не вернуться. Баба Яга торопливо пошла по сухой потрескавшейся корке земли к огненной реке Смородине. Хозяйкой прошла на ту сторону, каленый мост не жег ступни. Она была не простой усопшей душой, она была богиней. Яга сама пылала от желаний и надежд. А на той стороне ее уже ждали.

Многоглавый змей в доспехах зевнул всеми семью головами.

– Здравствуй, хозяйка! – прогрохотала главная голова в шляпе с плюмажем Генриха Восьмого. – Чую, задумала ты думку никчемную.

Змей перегородил мост и достал радужный меч.

– И тебе исполать, Змей Горыныч! – Яга остановилась, уперев руки в боки. – А чего дороженьку перегородил? Не забыл, что я тут хозяйка?

– Как не забыть? Чернобог на дне мается. Трудно ему там, отпустила бы ты его.

– Нет, – отрицательно помахала головой ведьма. – Нарекаю ему тысячу лет пыток, а затем посмотрим.

– Твоя воля, но чего ты надумала? – запищала неожиданно тонким голоском шестая голова в шлеме Чингисхана, отороченном шкурой белого волка. – Куда собралась? Закон смертушки предать хочешь?

– Мертвеца вознамерилась из Нави в Явь свести? – закричала пятая голова. – Грех это! Не по канону!

– Азм есть канон, – медленно и весомо проговорила Баба Яга. – Мне решать закон для смерти, коли она сама обо мне позабыла!

Змей Горыныч молчал и нервно топтался, плавно раскачивая перед собой лезвие огромного двуручного меча.

– Он тебя не спасет, – прошипела ведьма, имея в виду меч, и закрыла глаза, представляя смерть Горыныча в самых мельчайших подробностях, но вдруг передумала. Распахнув глаза, она устало посмотрела на преданного стража Нави и сказала:

– Горыныч, пойми, мне нужна Преслава. Мне кажется, я нащупала ключ к разгадке своей судьбы. Бедная лебедушка моя, мною убиенная, уже тысячу лет в предбаннике Нави мыкается. Предел для нее не выбран, но и в Ирий на вечные времена ее не пускают. Я знаю, где она безвинно томится – тут недалече. Значит, боги меня ждут, чтобы я вывела девушку в Явь, чтобы она попробовала свою жизнь заново прожить.

Вторая слева голова, облаченная в шлем Александра Македонского, запричитала:

– Ты нашего папеньку извела, а теперь всю Навь хочешь уничтожить! Нет возврата мертвым! Ты не имеешь права покойников воскрешать!

Яга слушала, но все больше хмурилась.

– С изнанки и раньше герои возвращались, – ответствовала ведьма. – И я смогу Преславе помочь и себе несчастной тоже!

Вторая голова закашлялась дымом, но хрипло обратилась к Яге.

– Хозяйка, мы боимся…

Другие головы начали шипеть на эту голову и спорить друг с другом:

– Что ты…

– Что ты делаешь!

– Не говори ей…

– Она узнает…

– Она все равно узнает…

– Давайте скажем…

– Не будем ей говорить…

– Нет, будем…

– А если мы исчезнем?

– Говори, главарь!

Четвертая и самая старшая голова прохрипела:

– А знаешь ли ты, царица, что у каждого свой ад?

Остальные головы радостно закивали, поддерживая свою главную голову.

– Ты имеешь в виду Навь? – уточнила Баба Яга. – Ты хотел сказать «у каждого своя Навь»? Так? Правильно?

Вторая и третья головы снисходительно засмеялись, а первая и шестая даже принялись плеваться в сторону.

Главарь отрицательно затряс головой, его поддержали другие головы, и теперь Змей Горыныч стоял перед ведьмой и потешно отрицательно качал из стороны в сторону всеми семью головами, затем все дружно засмеялись и Горыныч опустил свой меч.