– Видишь, с кем мне приходится работать, – перехватив тонкое запястье, Мардефельд наклонил голову и приник к нежной коже губами. – Это невыносимо.

– Наследник часто говорит, что невыносимых людей не существует, лишь узкие дверные проемы, – женщина отняла руку из руки Мардефельда и, обойдя стол, села напротив него в кресло для посетителей.

– Забавно, и я даже с радостью посмеюсь, особенно, когда буду сидеть в своем Берлинском доме перед камином с бокалом шампанского. Но я нахожусь здесь в этой жуткой стране, где не выпить этого божественного напитка, потому что Шетарди умудрился проиграть все свои запасы, все шестнадцать тысяч бутылок клубу этому старому лису Ушакову, – Мардефельд снов ощутил прилив ярости. Как же ему все здесь надоело. – Ну хоть ты порадуй меня, любовь моя.

– Императрица Елисавета относится к нам вполне благосклонно, – герцогиня Ангальт-Цербская посмотрела на любовника и поморщилась. И дернул же ее черт завести с ним интрижку. И это в то самое время, когда Елизавета окружила себя просто великолепными образчиками мужественности. – Но наследник никого из благородных девиц особо не выделяет, так что у Софии есть все шансы на то, чтобы остаться здесь в качестве невесты. К тому же на ее величество произвело впечатление то, что София усердно учится говорить на русском языке и даже при первой встрече смогла поприветствовать ее по-русски.

– Я рад это слышать, но не забывай, твоя главная цель – это Бестужев, который уже сейчас пытается воспротивиться браку твоей дочери и наследника.

– Я никогда об этом не забываю, – Иоганна-Елизавета встала и не попрощавшись, направилась к выходу. Уже подходя к двери, она обернулась. – А почему ты сам не хочешь предпринять попытку сблизиться с моим племянником?

– Похоже, что, в конце концов, мне придется этим заняться, – процедил сквозь зубы Мардефельд, наблюдая, как Иоганна выходит из комнаты. Вот только сказать об этом было куда проще, чем сделать, потому что сам наследник прямо указал ему однажды на дверь, ясно дав понять, что общество Мардефельда его не устраивает, и сам посол до сих пор не мог понять, что же вызвало подобное неудовольствие.

* * *

– Давай, подай жару! – заорал я, и прислушался, пытаясь уловить журчание воды по трубам. Ничего не услышав, чуть слышно выматерился сквозь зубы. Да что же это такое? Ведь вроде бы все уже предусмотрел, а все равно что-то да не получается. Вот, например, мои попытки создать во Ораниенбауме элементарное отопление, уже несколько дней никак не могут завершиться даже на начальном этапе. И я даже знаю, где основной косяк, но мое знание ничего не стоит в том плане, что я практически ничего не могу изменить. Помогало мне при создании проекта то, что дворец был построен таким образом, что практически все комнаты шли анфиладой, и практически не было коридоров, лишь те, что соединяли разные крылья огромного здания, но то, что хорошо выглядело на бумаге никак не хотело работать на практике. – Черт подери! Так, надо срочно изобрести ватерпас, иначе ни хрена у меня не получится, – пробормотал я.

– Петр Федорович, ну что вы, право слово, – Петька Румянцев чуть не зевал, глядя, как я вожусь с трубами. – Зачем вам это надо-то? Чем вам печи не угодили? Вот деду вашему Петру Алексеевичу русские печи поперек седла встали, всех заставлял голландские ставить, вы вот вообще, что-то… эм… Ну хотите новинку какую экзотическую, так пускай вам каминов здесь по всему дворцу наладят, делов-то.

– Я, Петька, в отличие от деда своего Петра Алексеевича, никого делать также как я не заставляю, и не буду заставлять. Просто печку ту же натопят с вечера, а утром я на себя матрас натягивать начну. Плавали, знаем, – пробурчал я, и поднялся с колен на ноги. – Так, значит, ватерпас, в общем-то ничего особо сложного, надо только дать задание стеклодувам колбу правильной формы и размера выдуть, мне же не надо волосинки ловить, так, на полстакана чтобы уровень шел.

– Ваше высочество, Петр Федорович, вы просили напомнить, что сегодня назначили встречу ювелиру, – Олсуфьев вышел вперед и поклонился. Иногда он начинал меня бесить своей правильностью и деликатностью. В этом плане мне был ближе неугомонный Румянцев, если честно.

Но я действительно просил Олсуфьева предупредить меня, чтобы успеть вернуться, ведь я так и не подарил Марии обещанный подарок. По правде сказать, я с ней и словом больше не перекинулся, хотя тетка заставляла меня присутствовать практически на всех обедах-ужинах, где собирался этот цветник. И я все еще никак не мог рассказать Елизавете о том, что мне удалось узнать про планы Фридриха и скользкую политику Августа Польского. Все ждал подходящего момента и никак не находил, а время шло, и нужно было уже принять какое-то решение. Я уже даже начал раздумывать над тем, чтобы с Бестужевым поговорить, тем более, что он Фридриха, мягко говоря, недолюбливает. Останавливало меня то, что сам Бестужев относился ко мне ненамного лучше, чем к тому же Фридриху. А уж как ему понравилась идея женить меня на ком-нибудь из приглашенных принцесс, учитывая то, что практически все они были немками… Он аж зубами скрежетал от радости великой, не иначе, я сам слышал, когда довелось мне мимо вице-канцлера пройти не так давно. В общем, как ни крути, а Бестужев был так себе вариантом, нужно было дождаться более подходящего случая.

– Спасибо, Адам Васильевич, я ведь и правда забыл уже. Сейчас поедем, все равно возвращаться нужно, а то так и на ужин можно опоздать, не то что к назначенной встречи, а тогда мне тетушка точно голову оторвет, и соломой через шею тело набьет, чтобы чучело сделать.

– Кха-кха, – я посмотрел на Олсуфьева, затем перевел взгляд на покрасневшего Румянцева.

– Что с вами? Вы не заболели часом? – Петька отвернулся и старательно пытался здоровый ржачь замаскировать приступом кашля. Олсуфьев же, похоже, просто подавился. Замотав головами оба выскочили из комнатки, где я распорядился установить нагревательный бак. Я же, хмыкнув подошел к столу, на котором был разложен чертеж. Воплотить в жизнь я планировал обычную однотрубную «ленинградку». На что-то более сложное не хватило бы ни ресурсов, ни технологий. Да даже здесь какие-то проблемы нежданно-негаданно появились. В чем я ошибся? Еще раз внимательно посмотрел на чертеж. Вроде бы все верно. Тогда в чем проблема? Неужели действительно в углах наклона и уровнях? Ладно, дам задание приготовить для меня нехитрые инструменты, а там посмотрим. Все равно до Нового года я сюда уже точно не вернусь. Чучело не чучело, но Елизавета меня живьем сожрет, если я посмею нарушить ее планы. И, кстати, не так уж я и преувеличивал, когда говорил про чучело, сам видел, как она еще в Москве выстригла прямо посреди бала из волос одной дама бутоньерку, которая была похожа на ту, которой сама императрица украсила свою прическу. Выстригла она этот паршивый букетик прямо с огромным клоком волос, отчего бедняжка чувств лишилась. А тетка только плечами пожала и снова веселиться пошла.

Скатав чертеж, я сунул его в тубу, чтобы не запачкался, все-таки капитальный ремонт здания был в полном разгаре, и вышел из комнатки. Пора было возвращаться в Зимний.

Как только мы подъехали к крыльцу, я соскочил с коня и сразу же направился в свое крыло почти бегом, чтобы никто не сумел меня тормознуть по дороге. И мне почти это удалось. Почти, потому что у самого входа в мое крыло мерил шагами коридор Шетарди. Он был небрит, глаза красные и воспаленные, а парик съехал набок. У дверей сидела, обвив себя хвостом Груша, как раз между двумя гвардейцами и внимательно наблюдала за тем, как француз носится по коридору. Может быть, она принимала его за здоровенную мышь? Иначе с чего бы ей так пристально наблюдать за мечущимся человеком?

– Ваше императорское высочество, – взвыл Шетарди и бросился ко мне, как только увидел. На его пути тут же выросли Федотов и Румянцев, слишком уж у француза вид был бешенный: руки дрожали, как у похмельного, а красные глаза блестели и вспыхивали поистине дьявольским огнем.